Комедия на орбите - Инна Люциановна Вишневская
Но театр наиболее страстно любят и тогда, когда возникают устойчивые общественные периоды, когда люди уверены в своем завтрашнем дне, когда те или иные перемены уже не несут в себе трагических коллизий, но направлены на дальнейшее укрепление материальной, политической стабильности. Театр любят наиболее активно, когда потребны глубинные психологические изменения в человеческой натуре, когда необходимо поднимать нравственный уровень общества, когда искусство может вплотную приблизиться к душе человека, с тем чтобы, взволновав ее, сделать эту душу прекраснее.
Именно так любят сегодня театр. Каждый спектакль встречается с радостью, с ощущением личной заинтересованности, с благодарным ожиданием новых, полезных и прекрасных душевных потрясений. Особое театральное настроение, установившееся в наши дни, также способствует развитию драматургии, делает ее необходимым компонентом большой современной литературы.
***
…Вот в такие-то периоды жизни сценической литературы появление книги об одном из современных советских драматургов, наиболее приметном, значительном, вобравшем в свою творческую судьбу многие типические черты поколения, представляется мне особенно закономерным. Причины частные, разрозненные, случайные отступают, на первое место выходят определенные закономерности, достаточно редко проглядывающиеся так четко, столь явственно.
…Итак, книга о драматурге.
Это было давно, очень давно, хотя память наша не знает таких понятий, как «очень давно», если речь идет об эпизодах, ставших впоследствии началом каких-то важных событий, каких-то существенных процессов. И все же это было давно.
…Начинались 50-е годы. По лестнице старинного особняка, что на улице Воровского, 52, поднимался молодой черноволосый паренек, с крепким, крутым лбом, твердыми, чуть цыганскими, горячими глазами. Он шел в Комиссию по драматургии, которая находилась в одной из комнат этого особняка, называющегося Правлением Союза советских писателей. Он шел туда для того, чтобы передать на высокий суд профессионалов свою первую пьесу. Это был начинающий белорусский драматург Андрей Макаенок, Андрей Егорович Макаенок.
***
Андрей Макаенок поднимается по лестнице, не длинной, бельэтажной лестнице Правления Союза писателей СССР.
И пока он пройдет эти десять широких, крытых мягкой дорожкой ступеней, таких не длинных для устоявшихся репутаций и таких долгих для начинающих писателей, пока он откроет лепную дверь высокой, ампирно-трехсветной комнаты, где расположилась Комиссия по драматургии, мы успеем вернуться мыслью к тем далеким 50-м годам.
…Начало 50-х было по-особому «послевоенным». «Послевоенной» была и вторая половина 40-х, но война еще не отдалилась, все было так свежо, так остро — и боль утраты, и счастье победы,— что обычная, деловая, без трагических выстрелов и ликующих салютов жизнь все еще не входила в свои берега. Люди еще не могли опомниться после 1941-го, после 1945-го — двух точек великой битвы, двух исторических мгновений — начала и конца, начала фашистского нашествия — бесславного конца этого нашествия.
Конец 40-х — это годы осознания мира, что тоже не легко, не просто. Не легко и не просто переключить страну и себя на военные рельсы. Но, быть может, столь же не просто вернуть себя в атмосферу мира, вернуть себе мирное мироощущение, отпустить сведенные мускулы, разжать сведенные челюсти, вновь почувствовать живую радость бытия.
Начало 50-х годов, по существу, и стало первым, подлинно «послевоенным» временем, когда уже несколько улеглась острая боль, когда уже несколько улеглось острое счастье победы.
И поэтому пьесы начала 50-х окрашены в особый цвет. Как определить его? Определим его так — цвет современности, цвет пристальнейшего внимания к внутренним, именно глубинно-внутренним, может быть, даже и не глобальным, не крупномасштабным делам страны, заботам народа. Спектр комедийных красок главенствует в драматургии начала 50-х годов. Но не просто комедийных, комедия, как правило, становится в эти годы желчной, едкой, саркастической, я бы употребила слово — брюзжащей.
Откуда все эти цвета, эти краски, эти характерные черты?
Драматическая литература военных лет, как, впрочем, и проза, и поэзия, не имели времени особенно пристально вглядываться в частные, небольшие, но тем не менее очень существенные интересы человека, интересы дня. На повестке искусства стояли антагонистические конфликты, на повестке искусства стояло исследование героического характера советского человека, сумевшего одними своими руками соединить тыл и фронт, стать и фронтовиком, и тружеником, разгромить фашизм, спасти мировую цивилизацию. В годы войны было не так уж много пьес, посвященных обычной жизни людей, бытовым заботам, тихой любви, родительским радостям, служебным перипетиям. Да их и не могло быть много, таких пьес, потому что сама действительность окрашивалась в тона героические, романтические, подвижнические.
Мы уже говорили, что конец 40-х годов стал особенно сложным для развития драмы. Переходя на мирную поступь, оставляя истории антагонистическую конфликтность, драматургия наша сразу же попала в сети так называемой «теории» бесконфликтности. Неантагонистическое стало тождеством бесконфликтного.
К началу 50-х годов губительность подобных теорий — и для драматургии в особенности — стала очевидной.
Необходимо заметить, что и конец 40-х и начало 50-х характерны кроме всего прочего особенно пристальным вниманием партии, общественности, специальных инстанций, руководящих идеологическим фронтом, к вопросам драматургии, к проблемам современного театра. За довольно короткий отрезок времени был опубликован целый ряд документов, говоривших об отставании драматургии от запросов народа, о вреде так называемой «теории» бесконфликтности, о необходимости театральной литературе повернуться лицом к живой, сиюминутной действительности, о борьбе с преклонением некоторой части творческой интеллигенции перед Западом, перед буржуазным образом жизни.
Интересно, почему именно после войны так активизируется внимание партии, руководящих инстанций к проблемам драматургии, к жизни театра? И почему в начале войны не было каких-либо специальных постановлений, документов, связанных с проблемами театральной литературы, театрального искусства?
Вероятно, общий патриотический подъем, охвативший народ в начале войны, естественно вовлекал в свою орбиту и искусство, и деятелей искусства. Для того чтобы говорить о героических подвигах народа, призывать к разгрому фашизма, не надо было ни особых разъяснений, ни специальных постановлений, люди искусства сами стали воинами великой армии, выступившей против фашизма. Появление таких, например, пьес, как «Нашествие» или «Русские люди», было обусловлено гражданской потребностью художников, горячим патриотическим огнем, горевшим в сердцах людей. Понимание идейных, творческих задач было в эти годы единым, здесь не могло быть разногласий, здесь не возникало существенных противоречий. Трудно даже представить себе, чтобы, воодушевленные едиными чувствами, писатели времен Великой Отечественной могли бы свернуть с прямого пути, могли бы не отражать реальные события дня.
Что же касается послевоенного периода, то в нем возникают разные
