Дом поющих стен - Кристиан Роберт Винд
Когда любопытный взгляд Джека скользнул по большому двустворчатому шкафу, стоявшему у дальней стены, его сердце горестно сжалось. Не в силах обуздать внутренний порыв, он бросился к нему, схватился за хлипкие деревянные дверцы и, зачем-то затаив дыхание, потянул их на себя.
Раздался тихий скрип, и в лицо мальчику ударил спертый воздух, насквозь провонявший лежалой шерстью.
Разумеется, Пыльного Ворона за распахнутыми дверцами массивного шкафа больше не было. Как не было и не могло здесь быть Леди Белки. Все, что от них осталось – это два светлых пятна на отполированной до зеркального блеска полке.
Джек уже собирался изучить нехитрое содержимое шкафа, когда за его спиной неожиданно раздался какой-то шум. Казалось, будто кто-то большой и тяжелый топает по мокрой земле увесистыми ботинками.
Душа мальчика предательски скользнула в пятки, испуганно поджав хвост.
«Ох, и как же я не подумал о том, что сюда в любой момент может кто-нибудь явиться!», – нервно покусывая губы, сокрушался он.
А тем временем, тяжелые шаги становились все отчетливее и ближе: «ТОП»… «ТОП»… «ТОП»…
Джеку не оставалось ничего другого, кроме как бездумно нырнуть в глубины стенного шкафа, скукожившись на одной из его невысоких полок. В наивной надежде на то, что никому из обитателей этого понурого места не придет в голову распахивать его скрипучие дверцы.
– Говорил ведь тебе, что это ружье никуда не годится, – густой влажный воздух разрезал скрипучий старческий голос. – И почему ты никогда меня не слушаешь?
Сквозь узкую щель между дверцами сочился неяркий оранжевый свет. Джек видел, как в сарай вошли двое мужчин. Один облаченный в длинный плащ и черную шляпу, сгорбленный и высушенный, будто скелет. А второй необычайно рослый и молодой, обутый в гигантские резиновые сапоги, доходившие ему едва ли не до самых бедер.
– Прости, отец, – отрешенно пробубнил второй голос.
И Джек мог поклясться, что этот голос принадлежал дедушке Оливеру.
Вместо ответа старик только разочарованно взмахнул своей костлявой рукой. А затем проскрежетал тоном, не терпящим никаких возражений:
– Тащи сюда мешок и не забудь как следует запереть за собой дверь!
– Хорошо, отец, – все так же равнодушно прозвучал второй голос.
«Должно быть, это прадедушка Джеймс и дедушка Оливер», – размышлял мальчик, наблюдая за тем, как огромная фигура в охотничьем тулупе поспешно удаляется прочь, оглашая округу частым топотом высоких сапог. – «И, судя по всему, они не особо ладили между собой».
Сидеть в кромешной темноте, сгорбившись на полке и не имея ни единого шанса даже сделать глубокий вдох было до жути неудобно. Мальчик ощущал, как начинают ныть его жилы, застывшие в непривычной позе. Однако он понимал, что ему нельзя выходить наружу. Никто не должен его видеть. Никто не должен о нем знать.
Пусть даже это всего лишь отпечаток чьего-то давнишнего кошмара.
Пока молодой дедушка Оливер бродил где-то снаружи под проливными струями ледяного дождя, ссохшийся старичок в промокшей шляпе неторопливо доковылял до одного из портовых деревянных ящиков, сваленных в углу. Вцепился в его крышку своими длинными иссохшими пальцами так, что у него разом побелели все костяшки. А затем распахнул ящик и расплылся в широкой самодовольной улыбке.
Мальчик не мог видеть того, что скрывалось внутри. Он мог лишь слышать. И он слушал.
Ужасный металлический лязг, от которого у него сами собой принимались трястись поджилки и невольно учащалось сердцебиение.
«Что ж, пока все не так уж и скверно. Возможно, там хранятся рыболовные снасти. Или какие-нибудь причудливые инструменты для набивки чучел», – мысленно подбадривал он сам себя.
Хотя отчетливо осознавал, что если бы все на самом деле обстояло именно так, то пропахший сладковатым ароматом разложения сарай ни за что не появился бы в красном тоннеле Дома поющих стен.
– Куда класть мешок? – глухо поинтересовался молодой дедушка Оливер, вернувшийся в сарай с огромным свертком, замотанным в грубую джутовую ткань.
– На стол, разумеется, – проскрипел старик, все еще копошившийся в древнем портовом ящике. – Ты надежно запер дверь?
– Да, отец, – прогремел безразличный голос.
Словно дедушка Оливер и сам был каким-то чудным бездушным манекеном.
Он с легкостью приподнял тяжелую ношу над грязным полом и безо всякого изящества бросил мешок на высокий деревянный стол. Мертвые бесхвостые белки (а, быть может, хорьки), потревоженные этим внезапным вторжением, сперва удивленно подскочили вверх, а затем разочарованно посыпались во все стороны.
– Осторожнее, – недовольно рявкнул сухопарый старик, оборачиваясь к своему сыну. – Сколько еще раз я должен тебя об этом попросить?
– Прости, отец, – бесцветно ответил дедушка Оливер.
«Он будто зачарован. Ведет себя странно и неестественно», – нахмурившись, подумал Джек.
Мальчик уже почти не ощущал своих онемевших конечностей, однако продолжал внимательно следить за всем, что происходило в тлетворных недрах влажного сарая.
– Так-так… – удовлетворенно прокряхтел старик, снимая со своей головы шляпу и облачаясь в неопрятный рабочий фартук. – Поглядим, что тут у нас…
В его морщинистой руке переливался манящими серебристыми бликами увесистый мясной нож. Такой, каким кухарки обыкновенно разделывают тушки кроликов.
Джеку пришлось сжаться еще сильнее, чтобы иметь возможность хотя бы немного сдвинуться в сторону. Только так ему открывался чудесный обзор на высокий деревянный стол, на котором теперь покоился загадочный мешок из потертого джута.
– Сперва аккуратно снимем ткань. Легко и быстро, как обертку с конфеты, – сосредоточенно орудуя лезвием, проскрипел себе под нос тщедушный старик. – Гляди, что нужно делать и запоминай!
Последнюю фразу он произнес гораздо громче, явно обращаясь к своему сыну, стоявшему с другой стороны столешницы с застывшим непроницаемым лицом.
– Да, отец, – заученно повторил молодой дедушка Оливер.
«Да что с ним такое? Почему он себя так ведет?», – недоумевал мальчик, стараясь не обращать внимания на усиливающуюся боль в спине.
Но уже в следующее мгновение Джек начисто позабыл и о дедушке Оливере, и об острых спазмах, насквозь пронзающих его сложенную едва ли не пополам поясницу.
Джутовый мешок, скрупулезно разрезанный точно по шву, валялся у ног прадедушки Джеймса. А на большой ореховой столешнице перед ним возлежало белое женское тело, кое-где уже покрывшееся голубоватыми трупными пятнами.
На теле не было никакой одежды. Оно было обнажено. И лишь только лицо мертвой незнакомки стыдливо прикрывали густые рыжие кудри, на которые налипли опавшие желтые листья.
– Чудесно, а теперь переключи свет, – сухо скомандовал старик. – Я не хочу испортить кожу и наделать в ней лишних отверстий.
– Хорошо, отец.
Молодой дедушка Оливер послушно шагнул куда-то в темноту, уныло постукивая своими большущими сапогами. И через
