Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+ - Игорь Некрасов
— Еще… — выдохнула она, и в этом слове была не просьба, а жажда, и я, повинуясь, ввел второй палец.
Она застонала глубже, ее голос сорвался на низкую, горловую ноту. Ее бедра заходили в такт движениям моей руки, она двигалась навстречу моим пальцам, ища более глубокого проникновения. Я ласкал ее языком снаружи, а пальцами — изнутри, чувствуя, как ее киска все сильнее и сильнее сжимается вокруг меня, как нарастает мощная, сокрушительная дрожь в ее бедрах, как ее ноги напрягаются.
— Да… вот так… — ее голос сорвался на высокую, почти девичью, потерянную ноту. — Ах… да…
Она теряла контроль, и вид этого, вид того, как эта железная леди таяла под моими прикосновениями, казалось, был самым пьянящим зрелищем в моей жизни. Ее дыхание стало сбивчивым, и в следующую секунду её стройные ноги сомкнулись на моей шее, сжимая ее с такой силой, что у меня реально потемнело в глазах, и я почувствовал приступ легкого удушья, смешанный с невероятным возбуждением.
— Да… сейчас… я… сейчас… — прошипела она, и в ее голосе не было ни приказа, ни власти, только чистая, животная, неконтролируемая необходимость, предчувствие неминуемого финала.
И в следующий миг её прекрасное, соблазнительное, сексуальное тело взорвалось. Оно выгнулось в мощном, сокрушительном, волнообразном спазме, который буквально приподнял ее над столом. Из ее горла выпрыгнул низкий, горловой, почти звериный крик, в котором было все — и триумф, и боль, и бездонное, всепоглощающее наслаждение.
Ее внутренние мышцы судорожно, ритмично сжимали мои пальцы, выталкивая их из вагины и снова втягивая, ее бедра дрожали, а все ее существо билось в конвульсиях экстаза. Волны оргазма бились о ее тело, она вся трепетала, как тетива, а мой язык и губы, повинуясь какому-то высшему инстинкту, продолжали ласкать ее, продлевая ее блаженство, пока она не откинулась на стол, разбитая, побежденная и торжествующая, тяжело и прерывисто дыша.
Наступила тишина. Глубокая, оглушительная, наполненная лишь звуком нашего неровного дыхания.
Я все еще стоял на коленях, мое лицо было мокрым от нее, мои пальцы — липкими от ее соков. Мое тело горело, как в лихорадке. Я смотрел на Татьяну, на эту развенчанную, поверженную богиню, лежащую в соках собственной страсти, и чувствовал странную, противоречивую смесь торжества, унижения, страха и какой-то щемящей нежности.
Она медленно, словно через силу, открыла глаза. Они были темными, бездонными, как ночное небо, и в них не было ни капли стыда или смущения. Только глубочайшее животное удовлетворение сытой хищницы, добившейся своего. Она не спеша приподнялась на локтях, ее взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по моему лицу, по моим все еще напряженным от пережитого плечам и медленно, неумолимо опустился вниз, к моей ширинке, где мой член, непокорный, страдающий и все еще явно неудовлетворенный, по-прежнему выпирал, безмолвно требуя внимания и нового завершения.
— Подойди ко мне, — скомандовала она тихо, но так, что это прозвучало громче любого крика.
Она оставалась сидеть на краю стола, величественно раздвинув передо мной ноги, выставляя напоказ свою влажную, разгоряченную киску. Я, все еще находясь в каком-то трансе, поднялся с одеревеневших колен и сделал шаг вперед, снова оказавшись в заветном пространстве между ее бедер. Она тут же обхватила мой член своей прохладной, уверенной ладонью, и я вздрогнул всем телом от этого внезапного прикосновения.
— Целуй меня, — приказала она, и ее губы, влажные, распухшие от страсти, сомкнулись с моими в жгучем, жадном, безжалостном поцелуе.
Это был не поцелуй любовников, не проявление нежности. Это был поцелуй завоевателя и пленника, повелителя и раба. Ее язык властно, почти агрессивно проник в мой рот, ее зубы слегка кусали мою губу. Все это время она держала мой член, направляя его чувствительную, возбужденную головку к своей киске. Я почувствовал, как она скользит по ее мокрым, горячим, шелковистым половым губам, касается ее возбужденного, все еще пульсирующего клитора.
Черт… она играет мной, — пронеслось в голове. — Дразнит, подпускает к самой грани, позволяет почувствовать тепло и влагу, но не дает переступить, не дает войти.
Казалось она контролировала каждый миллиметр, каждое движение. Ее рука двигала моим членом, водя его головкой по всей ее щели, смазывая его ее соками, доводя и ее, и меня до исступления, но никогда не позволяя ему коснуться входа, не давая ему даже немного погрузиться в желанную глубину. Это было самое сладкое и самое мучительное, самое изощренное испытание, которое только можно было придумать.
— Нравится? — прошептала она, разрывая наконец этот удушающий поцелуй. Ее глаза, темные и блестящие, сверкали злорадным, безраздельным торжеством. — Чувствуешь, какая я мокрая от тебя? Вся эта влага, вся эта страсть — твоя. Только твоя…
Она снова поцеловала меня, жестко и властно, в то время как ее пальцы сжимали основание моего члена, почти больно, не давая ему двигаться, полностью контролируя его.
— Я хочу… — вырвалось у меня, когда наши губы снова разомкнулись. Мой голос был хриплым, сорванным от страсти и отчаяния. — Я хочу войти в тебя… пожалуйста…
Она замерла, и в ее глазах, таких близких, вспыхнула опасная, яркая искра. Ее губы, влажные и распухшие, растянулись в медленной, победоносной, безжалостной улыбке. Она медленно распахнула губы, чтобы ответить, произнести свой вердикт, и в этот самый решающий момент…
ТУК-ТУК-ТУК.
Резкий, настойчивый, нетерпеливый стук в дверь прозвучал как гром среди ясного неба, как обух по голове, как окончательный приговор.
И мы застыли, словно два преступника, застигнутых с поличным на месте преступления. Ее рука все еще сжимала мой член, мои губы были в сантиметре от ее губ, ее дыхание смешивалось с моим. В воздухе, наполненном запахом секса, власти и страха, повисла давящая тишина, нарушаемая лишь бешеным, гулким стуком моего сердца, отдававшегося в висках.
— Татьяна Викторовна, вы здесь? — донесся из-за двери встревоженный, немного испуганный голос Светы. — К вам приехали родители одной из девушек!
— Ни звука, — шепот Татьяны был обжигающе горячим и властным, он впился в мое сознание. Она резко, почти оттолкнув, отпустила меня. — Под стол. Быстро. И не шевелись.
Приказ был отдан тоном, не терпящим ни малейших возражений, тоном, который вмиг вернул меня с небес экстаза на грешную землю унижения. Я, не раздумывая, повинуясь инстинкту самосохранения, отпрянул от стола и юркнул в просторное темное пространство под ним, едва не задев головой ее ножки. Было тесно, пыльно, пахло старым деревом и моим собственным
