Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+ - Игорь Некрасов

— Вижу, и ты еще не совсем… удовлетворен, — она игриво, с насмешкой пошевелила изящными пальцами ног.

Ее ноги, сильные, с рельефными икрами, длинные и безупречные, были идеальны. Я вспомнил, как она доводила меня ими до края, как эти самые ноги сжимали мой член, и я сглотнул комок, застрявший в горле.

— … мой маленький, ненасытный массажист. — продолжила она. — И что же мне с тобой делать?

Она проговорила это с такой снисходительной, почти усмешкой, будто я был непослушным щенком, которого она, сжалилась и, взялась дрессировать. И самое ужасное, что в этот момент я именно так себя и чувствовал — щенком, виляющим хвостом или же скорее… членом у ног своей госпожи.

Я медленно, почти с благоговением протянул руки и положил ладони на ее изящные лодыжки. Кожа была удивительно прохладной и невероятно гладкой, как отполированный мрамор. Она вздохнула, когда мои пальцы начали медленное, плавное движение вверх, по икрам, огибая упругие мышцы.

Я массировал их, чувствуя под тонкой, почти фарфоровой кожей каждое играющее волокно. Это была моя работа. Мой якорь, последняя соломинка здравомыслия в этом безумии. Профессионализм как последний оплот, попытка убедить себя, что я все еще что-то контролирую.

Но долго это продолжаться не могло.

Ее ноги раздвинулись чуть шире, немое, но не терпящее возражений приглашение, нет, требование. Мой взгляд снова и снова, словно притягиваемый магнитом, соскальзывал на эту ажурную черную паутинку, за которой скрывалось все, что сводило меня с ума, все, ради чего, по сути, я и пришел сюда.

— Хватит тянуть, — ее голос прозвучал тверже, в нем исчезла игривость, остался лишь требовательный тон. — Я не для того здесь лежу, чтобы ты массировал мне икры.

Я замер, мои пальцы остановились на ее внутренней стороне бедер, в нескольких сантиметрах от цели, где кожа там была самой нежной, какой я только касался в жизни, бархатистой и горячей. Она вздрогнула от моего прикосновения, и это мелкое, непроизвольное дрожание пронзило меня, как разряд тока, пробежав от кончиков пальцев до самого затылка.

Сделай это, Орлов. Сделай ей хорошо, — пронеслось в голове, заглушая последние жалкие остатки рациональности. — Заставь эту королеву, эту богиню кричать твое имя. Вознеси ее на пик наслаждения. Это теперь твоя задача. Самая главная задача.

Я наклонился ниже.

Мое горячее, сбивчивое дыхание коснулось тонкой, влажной ткани, и она, казалось, затрепетала в ответ. Я почувствовал исходящий от нее жар. Сладкий, густой, пьянящий, как крепкое вино. Я закрыл глаза и прижался губами к кружеву, как раз в том месте, где под ним скрывался ее клитор. И она тут же резко, с присвистом вдохнула, и ее бедра непроизвольно, по-животному приподнялись навстречу моему рту, ища большего контакта.

— Давай же, — прошептала она, и ее рука опустилась на мою голову, не давя, но утверждая свой контроль. — Сними их. Своими зубами. Я хочу видеть, как ты это сделаешь, как будешь стараться.

Слышать это было возбуждающе до боли, до спазмов в животе. Унизительно, но так сладостно.

Я снова открыл глаза и ухватил зубами край хрупкого, дорогого кружева. Ткань была тонкой, моя слюна моментально пропитала ее. Я потянул на себя, чувствуя, как она поддается мне, обнажая сантиметр за сантиметром ее идеально гладкую, почти сияющую кожу. Процесс казался бесконечным, ритуальным.

Но наконец, трусики соскользнули с ее упругих бедер, и я отбросил их в сторону, как ненужный хлам. И передо мной предстала она. Вся.

Ее киска была такой же безупречной — ухоженная, с аккуратными пухлыми нежными сладкими половыми губами, темно-розовыми от возбуждения и блестящими от влаги, как утренний цветок, покрытый росой. Ровная соблазнительная дорожка уходила вверх, к низу плоского упругого живота, а в самом центре этого совершенства, под тонким капюшончиком плоти, виднелся набухший твердый алый клитор, словно спелая ягода, манившая к себе.

Млять… как же вкусно она выглядит…

Я замер, завороженный этим откровенным прекрасным и порочным зрелищем, чувствуя, как последние остатки воли тают, словно лед на солнце.

— Целуй её, — скомандовала она, и в ее голосе, всегда таком уверенном, впервые прозвучала нетерпеливая жадная дрожь, выдавшая ее собственное возбуждение.

Я не заставил себя ждать и тут же приник к ней губами и языком, ее вкус был сложным, терпким. В нем была вся ее суть — власть, порок, чистое ничем не разбавленное первобытное желание. Я ласкал ее вначале неуверенно, почти робко, потом все более смело и настойчиво, находя интуитивно тот ритм, те движения, что заставляли ее стонать, издавать те самые звуки, ради которых, казалось, и стоило дышать.

Она стонала не стесненно, а властно и глубоко, будто каждый ее стон был подтверждением ее превосходства, печатью, которую она ставила на моей душе. Ее пальцы вцепились в мои волосы, то притягивая меня ближе, требуя большего, то слегка отстраняя, дирижируя мной, как она дирижировала всем в этом своем королевстве льда и страсти.

— Да… вот так… — ее голос был хриплым с едва звучными бархатными нотками. — Глубже… ох… да, именно там… Я чувствую… не останавливайся.

И я не останавливался. Я просто тонул в ней. Я растворялся в ее запахе, ее вкусе, в этих властных пьянящих стонах. Я был ее рабом, и в этом рабстве была какая-то извращенная свобода. Мой собственный член, забытый на время, снова напомнил о себе тупой ноющей требовательной болью возбуждения, пульсируя в такт биению моего сердца.

Вот чёрт… член снова каменный, будто недавнего оргазма и не было. Ведёт себя, словно в него вставили вечные батарейки… Млять… это её победа. Полная и безоговорочная. Я хочу её снова и снова…

Чёрт, снова и снова!

Татьяна была беспощадна в своем наслаждении. Она двигала бедрами, подставляя себя под мой язык, требуя все большего, быстрее, жестче. Я чувствовал, как ее тело напрягается, как внутри нее все сжимается в предвкушении финала, как дрожь в ее бедрах становится все сильнее.

Я ускорился, я сосредоточил все свое внимание на этом маленьком твердом невероятно чувствительном бугорке, водя вокруг него кончиком языка, рисуя восьмерки, а затем засасывая его, заставляя ее взвыть.

— Хороший мальчик… — прошептала она, и ее похвала, прозвучавшая как высшая милость, обожгла меня сильнее, чем любой упрек или приказ. — А теперь… пальцами… вставь их. Я хочу чувствовать тебя внутри. Хочу чувствовать, как ты наполняешь меня.

Ее требование, отданное таким томным, страстным голосом, заставило мое сердце екнуть и упасть куда-то в пятки. Я послушно, почти благоговейно, скользнул рукой между ее раздвинутых ног. Указательный палец