Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+ - Игорь Некрасов

Я не удержался и зарылся пальцами в ее волосы и прижал ее голову к своему паху, проталкивая член глубже. По всему моему телу тут же прошлась дрожь удовольствия и неописуемого наслаждения. Но она не останавливалась, даже не думала, ее язык активно работал, скользя вдоль ствола, высасывая остатки, заставляя меня содрогаться в последних судорожных волнах удовольствия.

Затем, спустя несколько мучительных и одновременно сладострастных секунд, она сглотнула, смотря на меня с холодным торжеством, будто только что поставила победную точку в важном отчете.

Она проглотила. Все. Без единой гримасы на лице.

Как она это делает? — удивился я. — Как может оставаться такой… бесстрастной?

В ее глазах не было ни отвращения, ни удовольствия — лишь чистое, безраздельное торжество власти. Затем она плавно поднялась, словно только что провела успешную деловую встречу, и подошла к зеркалу.

Из сумочки появилось небольшое зеркальце в серебряной оправе. Она внимательно осмотрела свое отражение, поправила идеально уложенные волосы, провела пальцем по уголкам губ.

Через несколько секунд от только что произошедшего не осталось и следа — только легкий румянец на ее щеках, который можно было принять за следствие усталости или волнения перед встречей.

Она превращается обратно в Татьяну Викторовну. А я… я, похоже, остаюсь тем, кем она позволяет мне быть…

Или… нет?

Глава 12

Стирка грехов

Направляясь к двери, Татьяна обернулась на пороге. Ее взгляд скользнул по моей все еще дрожащей фигуре, задержался на расстегнутых брюках, на торчащем члене и на моих белых костяшках пальцев, все еще вцепившихся в подлокотники.

— Посиди тут минут пять, — бросила она через плечо, ее рука уже лежала на дверной ручке. — Потом уходи. Но перед этим… приведи себя в порядок. — она мягко улыбнулась. — А то на тебе прям написано всё, что здесь происходило.

Дверь закрылась с тихим щелчком. Я остался один в тишине кабинета, все еще чувствуя на члене ее губы и понимая, что стал заложником чего-то большего, чем просто физическое влечение.

Какая же она горячая… — пронеслось в голове. — Этот ее отсос… млять, это было… бесподобно. Вот бы каждый день утром, днем и вечером мне так сосали…

Медленно поднявшись, я подошел к углу стола и подхватил зеркальце, в которое только что смотрелась Татьяна. Отражение показало мне бледное лицо с расширенными зрачками, взъерошенные волосы, рубашку, съехавшую набок. Я видел в своих глазах странную смесь стыда и… возбуждения, которое все еще тлело где-то глубоко внутри.

Она права… на мне действительно все написано. Каждый след ее пальцев, каждый взгляд… И самое главное — что большая часть меня хочет, чтобы наши встречи никогда не заканчивались. — воспоминания только что случившегося пронеслись перед глазами: то, как она мной командовала, и то, как я прижимал ее лицо к своему паху и проталкивал член ей глубоко в горло. От этих мыслей мой дружок снова дернулся. — Как же мне нравится… и быть ее рабом, и доминировать… это вызывает такие разные, но такие сильные чувства. Боже…

Прошло, наверное, минут десять. Адреналин, заливавший меня волнами, начал понемногу отступать, как отлив, оставляя после себя пустоту, разбитость и щемящее, глупое, теплое чувство удовлетворения внутри.

Эх, Орлов, стоишь тут, дурак… притаился, как провинившийся школьник. Прячешься, боишься. Черт возьми, до чего я докатился. — мое возбуждение наконец утихло, сменившись тяжелой, свинцовой усталостью во всем теле и горьким осадком на душе. — Нужно выбираться отсюда. — подумал я и направился к двери, приоткрыл ее, высунул голову и, убедившись, что в длинном пустынном коридоре никого нет, выскользнул наружу, стараясь двигаться как можно быстрее и незаметнее.

И почти сразу же мне «повезло» — в дальнем конце коридора, у выхода в главный холл, я увидел саму Татьяну Викторовну. Она шла неторопливой, уверенной походкой в сопровождении двух элегантно, даже богато одетых людей — высокой, суровой на вид женщины в строгом деловом костюме и моложавого, подтянутого мужчины с неприятно-холодным выражением лица. Рядом с ними, виляя жопкой, шла Света, что-то озабоченно объясняя, жестикулируя. Я замер в дверном проеме, наблюдая за этой группой.

Так это и есть те самые родители? Интересно, чьи они? Выглядят серьёзно, наверное, это Алисы?

Женщина что-то резко, с нажимом говорила Татьяне, ее жест был отточенным и властным. Татьяна же кивала с тем самым знакомым мне видом вежливого, но непререкаемого, слегка надменного превосходства, который она умела принимать так виртуозно, будто даря собеседнику иллюзию значимости. Мне, само собой, смертельно не хотелось попадаться им на глаза в моем нынешнем, помятом и усталом прям вымотаном состоянии. Поэтому я резко развернулся и почти бегом, стараясь не стучать подошвами по полу, двинулся в противоположную сторону, вглубь здания, в сторону комнаты персонала.

Кофе. Мне срочно, до потери пульса, нужно кофе. Горячий, крепкий, черный. И немного тишины, чтобы прийти в себя.

Комната персонала, к моему глубочайшему облегчению, была пуста. Стояла благословенная тишина, нарушаемая лишь мерным гудением холодильника. Я подошел к сложной кофемашине, с которой мне так терпеливо помогала разобраться Света, и начал готовить себе двойной эспрессо, самый крепкий, какой только можно было выжать из зерен.

Запах свежемолотого кофе, горький, земной, реальный, ударил в ноздри, и я на мгновение закрыл глаза, пытаясь вдохнуть его глубже, пытаясь им напиться, стереть из памяти тот сладковатый, порочный коктейль из ее сладких духов, ее сексуального тела и власти.

Я стоял, опершись о столешницу, и потягивал обжигающе горячий, горький напиток, когда минут через пять дверь открылась. На пороге, слегка запыхавшаяся, стояла Света. Она выглядела измотанной, как после долгого боя.

— О, ты здесь, — она слабо, устало улыбнулась, увидев меня. — А я думала, ты, может, уже ушел.

— Нет, еще нет, — я отпил еще глоток, чувствуя, как кофе обжигает губы. — Кофе решил выпить. Ты как?

— Хорошо… терпимо, — Света вздохнула с таким глубоким, искренним облегчением, что стало почти смешно, и подошла к кофемашине, чтобы сделать и себе бодрящую порцию. — Только что вот встретила родителей Ирины. Опять приехали с целым ворохом претензий по поводу произвольной программы дочери. Вечный, уже надоевший всем спор.

Ирины? — удивился я. — Значит, ошибся. Это были не родители Алисы. Но какая, в сущности, разница? — подумалось мне, и я сделал ещё глоток. — Сейчас мне вообще на это плевать…

— Представляю, — сказал я, и мой голос прозвучал сипло, чужим, отстраненным.

Света повернулась ко мне, держа в руках дымящуюся кружку. Ее взгляд, обычно