Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+ - Игорь Некрасов
В кабинете воцарилась гробовая, оглушительная тишина, нарушаемая лишь ее тяжелым, неровным дыханием. Я все еще сжимал ее грудь в своей руке, чувствуя, как под ладонью бешено, как у пойманной птицы, бьется ее сердце. Мой собственный член напряженно пульсировал в тесных штанах, требуя внимания, оставшись неудовлетворенным.
И тут она резко, почти грубо встала, отбрасывая мою руку. Ее лицо было алым от стыда, щеки горели, но в глазах, влажных и блестящих, плескалась какая-то странная, болезненная решимость. Ее взгляд, скользнув по моим штанам, где явственно проступал внушительный, неприличный бугор, заставил ее покраснеть еще сильнее, а губы ее задрожали. Затем она посмотрела мне прямо в глаза, и в ее взгляде было что-то неуловимое, сложное — смесь стыда, животного торжества и какой-то щемящей, непонятной мне грусти.
— Спасибо, — бросила она уже тише, более осознанно, облизывая пересохшие губы. — Мне… намного лучше.
Да неужели, млять? — пронеслось в голове, и в следующую минуту она оделась и вышла, не закрыв за собой дверь, оставив меня в полном, оглушительном шоке, с бешено колотящимся сердцем и членом, который, казалось, вот-вот прорвет ткань брюк, так и не получив желанного освобождения.
Я стоял, не в силах пошевелиться, пытаясь осмыслить произошедшее. Она кончила. Прямо здесь. Под моими руками. Сознательно, почти что демонстративно. И ушла, бросив на прощание этот странный взгляд, как будто что-то доказала и себе, и мне.
Возбуждение, дикое и всепоглощающее, смешанное с оглушительным недоумением и щемящим чувством чего-то неправильного, поднималось во мне волной, грозя снести все барьеры. Мне нужно было… что-то делать. Куда-то идти. Выть от накопившегося напряжения.
И тогда я вспомнил. Вспомнил о Татьяне Викторовне. О ее тяжелом, властном взгляде. О ее, казалось, безраздельной власти в этих стенах. О том, что только она одна могла понять этот хаос. Только она могла… помочь. Или наказать. В данный момент разница казалась несущественной.
Не думая, почти на автомате, повинуясь какому-то животному инстинкту, я вышел и направился к ее кабинету. Мое тело горело, разум был в огненном вихре образов — мелькало лицо Софьи с ее мимолетным сосочком, ледяная маска Алисы, искаженное наслаждением лицо Ирины… А в паху пульсировало навязчивое, требовательное, невыносимое желание, заставлявшее идти вперед, как лунатика.
Добравшись в полупомешанном состоянии до двери её кабинета, я не постучал. Я просто вошел, отворив тяжелую дверь. Воздух в кабинете был густым и прохладным, пахло дорогим парфюмом, кожей и властью.
Татьяна Викторовна сидела за своим столом, углубленная в какие-то бумаги. На ней был всё тот же элегантный черный пиджак и строгие брюки, а из-под него виднелась шелковая рубашка насыщенного изумрудного цвета с парой расстёгнутых пуговок, открывавших соблазнительную ложбинку.
Услышав скрип двери, она резко подняла голову. В ее глазах мелькнуло неподдельное удивление, сменившееся через мгновение тем самым, знакомым мне до дрожи оценивающим взглядом.
Он всегда пробегал по мне, как рентген, видя все мои слабости и тайные желания. Затем ее губы тронула медленная, понимающая улыбка, и она игриво поднесла карандаш к губам, будто обдумывая, какую новую игру предложить своей игрушке.
— Алексей… — она отложила карандаш. Голос ее был низким, бархатным, и от него по спине побежали мурашки. — Закрой дверь. И подойди.
Я молча выполнил приказ, щелкнув замком. Звук прозвучал как приговор. Сделал несколько шагов к столу, чувствуя, как под ее тяжелым, изучающим взглядом мое возбуждение, и без того мощное, становится еще более очевидным, почти болезненным. Ткань брюк натянулась до предела, безнадежно выдавая мое состояние.
Она поднялась с невозмутимой грацией хищницы и жестом указала на свой вращающийся стул.
— Садись.
Я опустился в мягкое кожаное кресло, пока она медленной, уверенной походкой обходила стол.
Что же будет? Что она сделает? — пронеслось в голове, и по телу разлилось сладкое, тревожное предвкушение.
Ее взгляд скользнул к огромному стеклянному окну, выходящему на пустующую арену, будто проверяя, не видят ли нас. И убедившись в уединении, она встала позади меня. Мое сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухими ударами в висках, и тут ее пальцы, прохладные и невероятно сильные, легли мне на плечи.
— Ого, — прошептала она, начиная разминать мои зажатые трапеции. Ее прикосновение было одновременно болезненным и блаженным. — Кто же это тебя так… возбудил… а, шалунишка? — ее грудь, пышная и упругая, прижалась к моей спине, и я ощутил всю ее теплоту и новый прилив возбуждения.
В голове тут же пронеслось: «Боже, она же чувствует каждую мою дрожь…»
— У тебя вся спина кричит. — ее руки скользнули по моим бокам, ладони легли на мою грудь, прижимаясь к соскам сквозь рубашку, заставляя их набухнуть.
Она ведет себя как собственница… и, черт, мне это безумно нравится! Подрочит? Сядет на лицо? Да что угодно, лишь бы побыстрее, я готов на все!
— Ты такой напряженный… — ее губы, мягкие и влажные, коснулись моей шеи, а пальцы принялись мять мои грудные мышцы, в тот момент как её взгляд упал вниз, к моей пахоте. — И там… внизу… такой твердый, беспокойный… — ее рука опустилась к моему паху, накрыла собой мой напряженный член через ткань брюк и сжала с такой властной силой, что по моему телу пробежала судорога, и я вздрогнул. — Хочешь кончить, да? — прошептала она в самое ухо, ее горячее дыхание обжигало кожу.
Да… черт возьми, да! — пронеслось в голове.
— Чувствую, как ты пульсируешь… мой беспокойный мальчик… — она расстегнула мою ширинку одним ловким, отточенным движением. Ее пальцы, прохладные и уверенные, обхватили мой обнаженный член с убийственной точностью. — Но сейчас, Алексей, — она начала медленно и ритмично двигать рукой, смазывая его влагой, что выступила на головке, — ты будешь кончать, думая только об одном. О том, чьи это руки тебя ласкают. Чье дыхание ты чувствуешь на своей коже. — она ускорила движение, ее ладонь идеально скользила по моему стволу, сжимая его в нужных местах. Я застонал, чувствуя, как нарастает знакомый, неумолимый ком внизу живота. — Чей ты, — прошептала она, вцепившись в мои волосы и заставляя запрокинуть голову. Ее глаза горели темным огнем. — … скажи, чей…
— Твой… — вырвалось у меня хриплым, сдавленным стоном. — … я твой…
И в этот миг ее хищная улыбка стала еще шире. Она резко, с неожиданной силой развернула кресло, поставив меня лицом к ней. И не сводя с меня пламенеющего взгляда, медленно, с театральной паузой, опустилась передо мной на колени. Ее взгляд был прикован к моему лицу, она ловила каждую мою эмоцию.
Не может
