Насильно твоя - Екатерина Ромеро

От одного только понимания этого меня всю как будто парализует. Едкий страх пробирается к горлу, перекрывая воздух начисто. Кашляю. С каждой секундой все сильнее. Кажется, я слезами уже залила рубашку зверя, так как она становится мокрой на его груди.

— Тише, девочка. Просто дыши.

Чувствую сильную мужскую руку на голове. Неужели он гладит меня по волосам? Грубовато, но все же гладит. Не верю. Это просто еще один мой сон. Это неправда!»

Невинная. В уплату долга

Из комнаты меня никто не выпускает, нет ни телефона, ни ноутбука. Волк забрал его, вырвал с проводами, лишая меня последней ниточки к анониму, который, похоже, все же пытался мне помочь. 

Правда лежала на поверхности, а я ее не видела, в упор не хотела замечать, а теперь поздно. Как там Роман сказал? Либо стану его добровольно, либо в могилу отправит меня. Вот она — его любовь. Этим все сказано. Он меня принуждал. Похоже, на принуждении и строилась вся наша так называемая семья. 

Я пытаюсь вскрыть эту чертову дверь, но ничего не получается. Хоть головой о нее бейся, все без толку, а после я слышу какие-то звуки в доме. Рев, точнее, плач. Громкий, как будто детский, такой надрывный.

С силой сжимаю руками виски. То ли я окончательно сошла с ума, то ли здесь ребенок, но никаких детских вещей не было, и я уже ничего не понимаю.

Постепенно плач уменьшается, а после я выглядываю в окно и вижу Волка. Он идет к машине с маленькой девочкой на руках. Крошечная, года два ей, может, чуть больше. Крошка одета в красную шапочку и такое же пальтишко. Светлые кудрявые волосы развеваются на ветру.

Девочка обхватила Романа маленькими ручонками и прижалась к нему, тогда как я прилипаю просто к окну, не в силах собрать в кучу мысли.

Через миг из машины выходит молоденькая брюнетка, и Роман передает малышку прямо ей в руки. Женщина расплывается в улыбке и с легкостью берет ребенка себе.

Вся эта картина меня просто ошарашивает. В голове то и дело мелькают какие-то картинки, но в цельный пазл собрать все не выходит.

Что это ребенок? Кто эта женщина? Сколько жен у Волка на самом деле и… чего еще я не знаю о нашей семье? 

До вечера я едва дотягиваю, так как находиться в четырех стенах просто невыносимо. Пролетает первый снег, уже конец осени, а моя память так и не вернулась. Ничего нового, ничего, что могло бы хоть на шаг приблизить меня к правде.

* * *

Я уже сплю, когда Волк возвращается. Резко распахнув глаза, сажусь на кровати. Он даже не здоровается, проверяет только, пью ли я таблетки, и довольно бросает пузырек на тумбочку, убедившись, что эти пилюли я все же пью.

В углу комнаты стоит камера, так что он видит каждое мое движение, а я чувствую себя подопытным кроликом, за которым наблюдают двадцать четыре часа в сутки.

Волк снимает одежду и принимает душ. Даже не смотрит в мою сторону, выглядит адски уставшим. Возвращается из ванной в домашних брюках, бросая на меня испепеляющий взгляд, и приземляется в кресло напротив.

Он явно не хочет разговаривать. Пришел лично проверить, не сдохла ли я здесь в четырех стенах. Ублюдок чертов.

Сканируем друг друга глазами, и я не выдерживаю первая:

— Тебя не было весь день!

— Я рад, что ты скучала, птичка.

— Я не птичка! И я не скучала! Мне дурно уже сидеть здесь, как пленнице! Почему я не могу выйти?!

— Потому что это небезопасно для тебя. Ты можешь себе навредить.

— Нет! Не надо считать меня сумасшедшей! Я нормальная, я адекватная и вполне могу постоять за себя.

— Хорошо, можешь выходить и гулять по территории.

Как с психбольной разговаривает, а я злюсь, киплю уже просто.

— Я хочу выходить и ЗА пределы территории!

— Исключено.

— Почему?!

— Потому что один раз я тебя уже чуть не потерял!

Его голос дрогнул, Роман опустил голову, уронил лицо в ладони. На миг его стало жаль, но всего лишь на секунду, пока я не вспомнила свое положение вещей.

— Если бы ты не держал меня тут как пленницу, я бы не хотела сбегать.

— Если бы ты не переписывалась со всякими уродами за моей спиной и не отправляла им мои документы, мы бы были уже на Мальдивах!

Задираю голову: он просто невозможен.

— Я не хочу больше с тобой разговаривать.

— Я тоже.

Роман поднимается и открывает шкаф. Достает какую-то коробку с самой верхней полки, куда я бы достать самостоятельно физически не смогла.

— Что это?

— Твоя, как ты думаешь, «адская» жизнь со мной полна мучений. Посмотри, может, найдешь что интересное, — басит и идет к двери, но я понимаю, что, если не спрошу Волка, всю ночь спать не буду.

— Что это за ребенок был у нас дома? И та женщина? Я видела вас утром.

— Ревнуешь? Ну наконец-то. Хотя бы это.

— Нет, я не ревную, не обольщайся. Скажи, чей этот ребенок?

— Это Аня, наша маленькая дочь, Илана. Наш первый и единственный ребенок, — говорит серьезно, а я стою и двигаться даже не могу.

Как обухом по голове. Не верю. Не может, нет.

Этот кошмар когда-то кончится или нет?! Волк не мог это скрыть от меня, это уже слишком. Я не могла забыть, что у меня есть ребенок, этого просто не может быть.

— Это же ложь. Ты мне снова врешь?

— Мне жаль, что ты даже своего ребенка не помнишь. Ты любила нашу дочь больше всего на свете, — пробасил и вышел за дверь, а я еще долго сидела на кровати, не в силах переварить сказанное Волком.

Глава 26

Я не сплю всю ночь, перебираю каждую деталь из этой коробки. Открытки, фотографии, закладки. Маленькие детские заколочки, браслетики, какие-то милые статуэтки и даже билеты в театр. Это все памятные вещи. 

Зачем я все это собирала? Это было важным для меня? Судя по тому, как бережно все было разложено в коробке, да. Еще как.

Самым большим открытием из этой коробки становится большой фотоальбом. Он