Дальнее чтение - Франко Моретти
Рис. 1
Я скоро вернусь к этому графику, а пока только скажу, что такой и стала литература в новом пространстве литературных лабораторий. Мы все еще изучаем романы, но подготавливаем их для анализа таким образом, который меняет то, что мы видим. Посмотрите на диаграмму «метральности», созданную группой студентов Стэнфордского университета (рис. 2). В ее основе лежит простейшая матрица восходящего/нисходящего ритма и двусложной/ трехсложной стопы: века поэзии, сжатые до двух пар переменных и размеченные на одном графике. Или возьмем график Марка Олджи-Хьюитта (Mark Algee-Hewitt), который использует биграммы, чтобы отобразить избыточность в художественной прозе XIX в. (рис. 3). Он измерил все комбинации из двух слов в корпусе и обнаружил поразительное разделение между всеми «Уэверли» литературного поля (треугольники) и «Сэрами Фердинандами» (точки). Эти три графика подтверждают правоту Помяна: они являются объектами, которые не имеют эквивалентов в литературном жизненном опыте. Читать роман, смотреть постановку, слушать стихотворение: так мы и переживаем литературу. А на этих графиках все является обобщением. И это тоже новшество количественного подхода: переосмысление литературы через выделение тех черт, которые могут быть операционализированы, то есть запрограммированы.
Рис. 2.
На графике изображены 6400 стихов, являющиеся равномерной выборкой с XVI по XX век. Темно-серыми точками обозначены стихи, метр которых был определен вручную. Светло-серыми точками – стихи, метр которых точно не известен; их положение в том или ином квадрате соответствует наиболее вероятному, по мнению нашей программы, размеру (ямбу, хорею, анапесту или дактилю). Черными точками обозначены верлибры или же стихи, метр которых сложно определить.
Авторы: Марк Олджи-Хьюитт, Райан Хойзер, Дж. Д. Портер, Джонатан Сенсенбоу, Джастин Такетт, «Транс-историческое исследование поэзии», Литературная лаборатория.
Рис. 3. Лексическое разнообразие в романах XIX века
Редукция и обобщение: на это и делается ставка. Эти обобщения стремятся к крайним областям литературной шкалы: с одной стороны – два слова, с другой – целый век романов. Micromégas. Сущности, которые являются слишком маленькими или слишком большими для способности к ментальной обработке. Не случайно традиционное литературоведение всегда сосредоточивалось не на крайностях, а на середине шкалы: текст, сцена, строфа, выдержка… Это была антропоцентрическая часть шкалы, на которой читатели являлись «мерой вещей». Но в крайних областях шкалы читатели – ничто. Невозможно читать биграммы. Мы пробовали. Не выходит.
Уточню: это не значит, что мы должны перестать читать книги – чтение является одним из самых больших удовольствий в жизни, отказ от него был бы безумием. Сейчас же на кону стоит неразрывность между чтением и знанием. Я читаю книги, но, когда я работаю в Литературной лаборатории, они не являются основой моей работы. Ею являются корпуса. И это гигантское изменение, поскольку, как дала нам понять корпусная лингвистика, «корпус не является „просто текстом, только в большом объеме“». Тексты являются «коммуникативными событиями»: люди пишут их в разных контекстах для того, чтобы передать смысл. Никто не пишет корпусов, они не являются «коммуникативными событиями», это искусственные образования, отделенные от всяких контекстов, являющиеся просто «образцами языка, собранными для лингвистического анализа»[269]. Или, другими словами, корпуса не говорят с нами, у них нет смысла в обычном понимании этого слова.
Но смысл – это не просто одна из вещей, исследуемых литературоведами, это главная вещь. Серьезный вызов, брошенный количественным литературоведением, заключается в том, чтобы думать о литературе, оставляя смысл в стороне. Но, конечно, это и значительный вызов для количественного литературоведения: вы освобождаетесь от смысла и заменяете его – чем?
Я попробую ответить на этот вопрос, вернувшись к первому графику. Он был частью исследования по стилистике предложения: на определенном этапе мы сравнили предложения, в которых придаточная часть следовала за основной («Я открыл дверь, как только прозвенел звонок»), с теми, в которых порядок был обратным («Как только прозвенел звонок, я открыл дверь»). В моих примерах при изменении порядка содержание предложения не меняется, но мы предположили, что на практике синтаксическая позиция влияет на семантику, и, для того чтобы проверить эту гипотезу, разделили все сложно- подчиненные предложения на четыре типа:
ICDC_IC: основное предложение в прямой последовательности (Я открыл дверь, как только прозвенел звонок).
ICDC_DC: придаточное предложение в прямой последовательности (Я открыл дверь, как только прозвенел звонок).
DCIC_IC: основное предложение в обратной последовательности (Как только прозвенел звонок, я открыл дверь).
DCIC_DC: придаточное предложение в обратной последовательности (Как только прозвенел звонок, я открыл дверь)[270].
Затем мы высчитали самые характерные слова для этих четырех типов и использовали метод главных компонент, чтобы визуализировать результаты (см. рис. 1).
Четыре типа предложений выделены красным и окружены словами, которые больше всего отличают их друг от друга. Цвет слова показывает абсолютное число его появлений, а размер – степень характерности. Хорошо заметное разделение между четырьмя группами показывает, что синтаксис и семантика действительно коррелируют. Но как именно? Как пробраться через эти печатные джунгли? Запасшись терпением – в итоге кое-что начинает медленно проявляться. В верхнем правом квадранте, рядом с придаточным предложением в последовательности DCIC, находится широкий кластер существительных, обозначающих пространство (рис. 4): drawing room, home, house, door hall, church, building, gate, town, road, street, “park” («гостиная», «дом», «здание» «дверь», «зал», «церковь», «строение», «ворота», «город», «дорога», «улица», «парк»). В верхнем левом квадранте, около основного предложения в той же последовательности DCIC, находится другой кластер, относящийся к эмоциям (рис. 5): “feelings”, “jealousy”, “indignation”, “despair”, “admiration”, “fancy”, “interest”, “memory”, “tears” («чувства», «зависть», «негодование», «отчаяние», «восхищение», «желание», «интерес», «память», «слезы»). Два типа предложений, каждый со своей семантической доминантой. В том, что казалось хаосом, стал заметен паттерн (рис. 6). Выше я задавался вопросом, что заменяет смысл, вытесненный количественным литературоведением? Вот это и заменяет. Паттерны.
Рис. 4. Семантический кластер «пространство»
Рис. 5. Семантический кластер
