Очерки культурной истории обуви в России - Мария Терехова

Портрет пары молодых людей. СССР, начало 1950-х. Из личного архива М. Тереховой. Женщина обута в валенки, мужчина — в бурки

В межсезонье мужчины и женщины носили гамаши — для тепла и галоши — для защиты от влаги и грязи, хотя утепленные модели на байке помогали также и сберечь тепло. Оба предмета были органичной частью городской повседневности, именно в таком качестве они появлялись на страницах многочисленных рассказов, фельетонов, повестей… Помните из детских стихов Самуила Маршака конфуз, который случился с человеком рассеянным с улицы Бассейной?

Стал натягивать гамаши —

Говорят ему: «Не ваши!»

Галоши в раннесоветском контексте оказались не только насущным утилитарным предметом, но и важным социокультурным маркером, знаком принадлежности к «старорежимной» (дореволюционной) городской культуре или же атрибутом нового «культурного быта». Неслучайно булгаковский герой доктор Борменталь говорил, что у пролетариев нет галош: в пролетарской и крестьянской среде «обувь для обуви» считалась роскошью (Булгаков 1925). А для интеллигентных горожан галоши долгое время оставались неотъемлемой частью бытовой культуры и предметом гигиенического назначения. «Было как-то даже неприлично придти куда-нибудь в учреждение или к кому-нибудь в гости без галош или без бот», — вспоминал московскую повседневность 1920–1930-х годов архитектор Борис Маркус (Маркус 1999: 68).

А вот свидетельство писателя Даниила Гранина о повседневности ленинградской:

У всех на ногах блестели галоши. Их снимали в раздевалках, в гардеробе и входили в дом без уличной грязи. Боты, галоши, глубокие, мелкие, дамские на каблуках, толпились в передней у вешалки. Внутри они были выложены малиновой байкой. Чтобы опознать свои галоши, владельцы прикрепляли изнутри к ним металлические буквы — свои инициалы (Гранин 1986: 80).

В годы Гражданской войны предприятия резиновой промышленности практически остановились, и галоши стали исключительно дефицитной вещью. Восстановление производства началось в годы нэпа. Созданный в 1922 году Государственный трест резиновой промышленности (Резинотрест) объединил крупнейшие заводы: ленинградский «Красный треугольник» и московские «Каучук», «Красный богатырь» и «Проводник». Важнейшей задачей Резинотреста было восстановление экспорта: советское государство нуждалось в валюте. Производством экспортных галош занимался прежде всего «Красный треугольник», и первое время западные покупатели охотно брали товар благодаря репутации дореволюционного «Треугольника». Но кредита доверия хватило ненадолго: качество советских галош не оправдало ожиданий. В адрес Резинотреста пошли жалобы и рекламации. Владелец обувного магазина в Лемберге[56] разочарованно недоумевал в 1924 году:

После принятия мною ботиков, столь ожидаемых покупателями, мое разочарование было велико, когда я вместо ожидаемого первоклассного товара, увидел плохое сукно и скверное изготовление. Неужели это известные настоящие русские галоши…[57]

Экспортный рекламный плакат Резинотреста. Москва, 1920-е

А коммерсант из Вены протестовал более решительно:

Данный товар не выдерживает конкуренции… страдают в смысле качества и благодаря сукну возбуждают недоверие покупателя… О качестве резины я не буду говорить, но факт тот, что покупатели сомневаются в таковом и предпочитают шведские и американские марки, высказываясь, что последние гораздо красивее и лучше. И дешевле… Всякие старания напрасны, так как этот товар недоброкачественен, дороже всех других и потому негоден для продажи… Прошу прислать за товаром обратно (12 пар) или я Вам его сам возвращу… (Там же).

И рекламации покупателей, и переписка сотрудников Резинотреста читаются сегодня как увлекательные документы эпохи.

Торговый представитель Резинотреста в Галиции с бабелевскими интонациями сетовал в письме варшавскому отделению конторы:

Как я вижу, сезонные первые заказы в Галиции для нас пропали: и поздно едем, и наш товар здесь требующийся, действительно очень плох и даже при продаже его только напортим реномэ нашей марки в будущем. В каждом городе встречаю одного или двух торговцев, которые в прошедшем сезоне имели наш товар, и кроме неприятностей я от них не слышу. <…> Правильно мне сегодня здесь сказал один торговец-поляк, что грешно с таким товаром подшиваться под марку всемирной славы «Треугольник» (Там же).

6.2. «Великий перелом», или Снова нечего обуть: первая пятилетка

Относительное благополучие городской повседневной жизни длилось недолго. Уже к 1927 году был взят курс на сворачивание нэпа: планомерно сокращалось количество частных мастерских и магазинов, а вместе с этим ухудшалось качество жизни граждан. Советская повседневность вновь, как и в годы военного коммунизма, обрела черты «чрезвычайности» (Лебина 2015: 148). С утверждением в 1928 году плана первой пятилетки в жизни страны начался новый этап — форсированной индустриализации и, выражаясь языком того времени, «развернутого наступления социализма по всему фронту». План индустриализации предполагал приоритетное развитие отраслей тяжелой промышленности. Предприятиям легкой промышленности предстояло довольствоваться финансированием по остаточному принципу. Несмотря на это, задачи перед кожевенно-обувной отраслью стояли масштабные: от крупнейших фабрик требовалось повысить производительность труда на 50 %, снизить себестоимость продукции на 20 % и при этом увеличить валовый выпуск обуви в полтора раза (История фабрики «Скороход» 1969: 297–298). О закупках необходимого импортного оборудования для фабрик не было и речи: драгоценная валюта шла на нужды индустриализации. Остро стояла проблема импортного сырья, например каучука. Попытки освободиться от «каучуковой зависимости» предпринимались в России еще в первые годы нэпа и благодаря разработкам химика Сергея Лебедева увенчались успехом (Русская резиновая промышленность 1923: 67–68): в начале 1930-х годов на «Красном треугольнике» появились первые партии синтетического каучука (Стрельцова 1978: 96). Это открытие оказало колоссальное влияние на производство резиновой обуви: появилась возможность не только экономить валюту, но и существенно увеличить объемы выпуска благодаря переходу от технологии ручной склейки галош к механизированному методу штампования (природный каучук малопригоден для штамповки). Тем не менее действительно массовое распространение штамповка галош получила лишь в начале 1950-х годов (Суворов, Николаева 1951).

Выступление самодеятельного коллектива. Краснодарский край, начало 1930-х. Из личного архива М. Тереховой.

Снимок отражает реальную ситуацию с обувью среди рядовых граждан в годы первой пятилетки

В годы первой пятилетки развернулась пропагандистская кампания за стахановские методы работы, социалистические соревнования и движения рационализаторов производства. На деле эти начинания оказались явлениями скорее идеологическими, нежели полезными для производства. Реальный эффект роста производственных показателей дала повсеместная жесткая экономия материалов — замена кожевенного сырья на суррогаты, а также массовая стандартизация, унификация, сокращение ассортимента и предельное упрощение моделей. Доходило до курьезов: когда у руководителей одной из промартелей спросили, «почему у обуви, которую они выделывают, недопустимо узкие подошвы, они ответили: „Это у нас режим