Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

Но он остается на месте. Они смотрят друг на друга неподвижно, молча, а мы поднимаемся все выше, пока она не становится точечкой.

Сколько всего можно сказать молча, просто глядя друг другу в глаза?

Не знаю, но они говорят о всех восемнадцати годах, прожитых без объятий друг друга.

Она смотрит на мужчину, но видит своего ребенка.

Он смотрит на женщину, которую измучило одиночество, но видит свою прекрасную молодую мать.

Слеза скатывается по его щеке и падает вниз, к матери.

Мы проплываем в воздухе над сельской местностью, простирающейся вокруг Лондона, которую я много раз видела на спутниковых фотографиях карт «Гугл», когда мне приходилось искать тот или иной маршрут, и я понимаю, что никаких географических отметок мне не найти: ни сети магистралей, ни железных дорог, никаких промышленных центров или электросети с опорами линии передач… и аэропорта Хитроу тоже нет.

Несмотря на это, я восхищаюсь красотой пейзажа, обласканного мягкими лучами заката, которые окутывают зеленые равнины и леса.

Рид, который стоит рядом, крепко обняв меня, не отходит ни на шаг с тех пор, как мы взлетели.

– Я скучал по тебе. Вчера вечером я выглянул из окна своего кабинета, увидел темные окна твоей комнаты и почувствовал, что задыхаюсь, – говорит Рид, уткнувшись лицом в мои волосы.

– Как тебе удается всегда добиваться успеха во всем, чего ты хочешь?

– Годы тренировок. Достаточно однажды потерять все, что у тебя есть, и тогда каждую секунду своей жизни ты будешь следить, чтобы больше ничего не ускользнуло из рук. – Наши пальцы переплетаются. – Что у тебя тут? – спрашивает он, удивленно раскрыв мою ладонь.

– Ох. – Зубная нить! – Прости, у меня застряло в зубах это отвратительное семечко ежевики. – Отрываю кусок нити и быстро провожу между передними зубами, а потом убираю катушку обратно в сумочку. – Немного терпения, в эпоху, когда понятия «стоматология» еще не существует, я не могу позволить себе гингивит.

Он смеется, целуя меня в шею.

– Я умираю внутри, представляя тебя замужем за моим братом.

– Но я еще не замужем, не думай об этом.

– Я мог бы направить воздушный шар в Дувр, а оттуда на свой корабль, который привезет нас в Гибралтар. Нас никто не найдет.

– Как видишь, я не сопротивляюсь.

– Если ты меня не остановишь, я действительно это сделаю.

– Твоя мама дала мне прочитать письмо, которое ты ей написал. Ты любишь меня так сильно, что готов от меня отказаться?

– Я люблю тебя так сильно, что всегда остановлюсь там, где начинается твоя воля, какой бы она ни была, даже если причины у нее ошибочны.

– Будь я вольна выбирать, я бы всегда выбирала тебя.

– Сегодня ты выбрала меня, так давай насладимся этим в полной мере.

Я встаю на цыпочки, чтобы поцеловать его, и как только мои губы касаются его, я понимаю, как сильно скучала по нему.

– У тебя вкус варенья, – шепчет он мне в губы.

– Тебе нравится?

– Я бы тебя съел.

Я медленно поворачиваюсь в его объятиях. Наши поцелуи легкие, страстные, ностальгические, нежные – все возможные виды поцелуев; солнце лениво опускается, а розовое небо уступает место глубоким цветам сумерек.

Пока не стало совсем темно, Рид предлагает приземлиться, чтобы не заблудиться, и мы опускаемся на поле недалеко от Ричмонда-на-Темзе, небольшой деревушки в излучине реки.

– У нас есть выбор, – произносит Рид, когда после нескольких минут ходьбы мы подходим к гостинице. – Нанять экипаж и вернуться в Лондон или остаться здесь на ночь и вернуться утром.

– Я не хочу возвращаться в Лондон, – отвечаю я. – Не сейчас.

– В таком случае решено: остаемся, – объявляет он и, обогнав меня на несколько шагов, открывает передо мной дверь гостиницы «Кони и кареты».

Я вхожу следом за ним в коттедж, и запах жареного мяса и картофеля возбуждает аппетит. Нас встречает женщина с завязанными под шляпку волосами и с подносом с кружками темного пива.

– Только не говорите, что вам нужна комната! – восклицает она, вытаращив глаза.

– У вас все занято? – осторожно спрашивает Рид, глядя на прилегающий зал, откуда доносится оживленная беседа ужинающих гостей.

– Мы посередине между Аскотом и Лондоном, те, кто пришел смотреть скачки, остановились у нас на ночь. У меня даже походной кровати не найдется, не говоря уже о комнате!

– Вы не подскажете, где можно найти жилье в Ричмонде? – спрашиваю я.

– Во всей деревне нет ни одной таверны, гостиницы или постоялого двора, где осталось бы местечко. Накормить горячим мы можем всех, а вот устроить на ночлег… Я уже отказала тем, кто приходил до вас.

Рид лезет во внутренний карман сюртука и достает пригоршню монет.

– А те, кому вы отказали, платили золотом?

Женщина чуть не роняет поднос с пивом.

– Золотом?!

– Этого достаточно, чтобы провести ночь в тепле и безопасности? – спрашивает он, позвякивая монетами.

– За эту сумму вы могли бы снять всю гостиницу, будь она свободна, – лепечет она. – Давайте сделаем так, я отдам вам свою комнату. Она самая большая и красивая во всем доме, там даже гардероб есть. – Женщина ставить поднос, достает из кармана фартука ключ и делает знак молоденькой девушке: – Бесси, эти господа – наши особые гости: пойди в мою комнату, разожги огонь, постели лучшие простыни и достань самые мягкие подушки, принеси им чистые полотенца, фрукты, хлеб и сыр. – Потом она обращается к нам: – Могу ли я предложить вам наше знаменитое жаркое с яблоками? Лучшее в Ричмонде!

– Благодарю, что нашли решение, – отвечает Рид.

Хозяйка гостиницы встает за стойку у входа и открывает большую книгу:

– Кого мне записать в список гостей?

– Мистер Ридлан Нокс, – отвечает он, – и…

– Его жена, – добавляю я. – Ребекка Нокс.

– Вы так молоды, недавно поженились, верно? – кудахчет она. – В моей комнате только одна кровать, я уже много лет вдова. Многие женатые пары предпочитают отдельные кровати, но вы, думаю, не откажетесь от общей.

62

– Лучшего жаркого я в жизни не ела! – удовлетворенно замечаю я, вытирая соус кусочком хлеба. А когда моя тарелка уже блестит, Рид дает мне и свою.

Ужин нам подали в комнату, чтобы не пришлось сидеть в общем зале.

– Мой брат морил тебя голодом? – удивленно спрашивает он.

– Нет, из-за всей этой ситуации у меня пропал аппетит. – Я перекладываю тарелки и приборы на тележку, а Рид берет с нее кувшин с сидром.

Наливает мне стакан, и сладкая пряная жидкость согревает меня