Моя по праву зверя - Алисия Небесная

Он замирает. А когда я касаюсь его загривка, прикусываю шерсть у плеча — он не рычит. Только разворачивается и идёт по кругу. Нос скользит вдоль моих боков, хвост хлещет воздух. Он обнюхивает, отмечает, будто проверяет: вся ли я теперь принадлежу ему.

Я играю. Приседаю, ускользаю, дразню его, позволяя себе дерзость. Волк рушит дистанцию резко, хищно. Схватывает за шкирку. Не ранит. Не удерживает силой. Просто фиксирует — проверяет связь.

Он смотрит. Ждёт. И когда я прижимаюсь бедром к его боку, хвост мягко касается его лап — он отвечает. Опускает морду в мою шею, толкает под ухо, вдыхает глубоко, как будто вбирает в себя мой запах.

Мы движемся рядом. Он не торопит, не обгоняет — идёт вровень, плечо к плечу. Это не охота. Это — ритуал. Признание пары.

И если бы стая увидела нас сейчас — слов не понадобилось бы. Всё ясно: омега под альфой. Связь установлена. Альфа принял её. Она не просто омега. Она — его.

Глава 31

Она лежит в моей постели. На шее — моя метка. На коже — мой запах.

Мой волк впервые за долгое время тих. Он насытился, успокоился, потому что взял то, к чему рвался с первой секунды, как только уловил её аромат.

Я два дня держался в стороне — не потому что не хотел быть рядом, а потому что впервые не знал, какие слова скажут больше: мои чувства или моя растерянность.

«Ты меня любишь?» — спросила она тогда.

А я смотрел молча. Потому что не знал, что это значит. Любовь.

Мама умерла, когда мне было десять, и дом сразу опустел. Отец не оставил места для слабости: он учил меня выживать, держать удар и никогда не показывать, что больно.

Для меня всё сводилось к примитивному — снял напряжение, закрыл ночь, отпустил омегу за дверь. Стая, закон, ответственность — вот что держало меня на плаву, а не тепло чьих-то рук.

Они сами тянулись ко мне, жаждали метки, места подле альфы, и я привык считать это естественным порядком вещей — пока не понял, что мир может быть другим.

Пока не появилась она — городская, дерзкая, слишком смелая, чтобы склонить голову, и слишком живая, чтобы молчать.

Она чужая для стаи — не лесная, правил наших не знает, защиты не просит, приказов не ждёт; просто вошла в мою жизнь и, глядя прямо, выплюнула в лицо: «Ты мне не указ».

Я впервые столкнулся с омегой, которая смотрела прямо в глаза — без страха, без привычной игры на выживание.

Она говорила честно, дерзко, не пытаясь понравиться или заслужить место рядом, и для меня это было новым, непривычным ударом.

А я? Я — альфа, глава стаи.

Привык, что стоит сделать шаг — и дорога свободна. Взгляд вниз, согласие до слов, покорность до приказа. Но она не опустила глаза. Она словно вцепилась в невидимые границы, которые я не успел даже обозначить.

Мой волк взвыл, будто узнал сразу всё — добычу, пару, смысл. А я растерялся. Не знал, как её удержать. Зверь рвался наружу, звал, готов был разорвать меня изнутри, лишь бы я пошёл за ней.

И в тот миг стало ясно: плевать, откуда она. Не лес и не город решают. Решает только то, что она — моя истинная. И зверь понял это раньше меня.

Она — моя полярность и мой хаос, в котором я готов жить до конца. Когда я поставил метку, она не дрогнула — доверилась, выбрала сама, и потому я никогда не отпущу.

Я не идеален и не мастер красивых речей, но знаю одно: она моя. Не по положению или запаху, а по сути и сердцу.

Завтра я выйду к стае и назову её своей истинной, будущей Луной. И если кто-то осмелится проявить недовольство — мне всё равно, я не обязан никому давать пояснения.

Почему выбрал её — городскую, дерзкую, ту, что не опустила голову перед альфой? Она вошла в мою жизнь и изменила всё. Она не знала правил и не хотела их знать, но сама стала правилом.

Волк внутри меня бушевал, проявляя агрессию и забирая всё на своём пути. Но теперь он успокоился. Потому что рядом не просто кукла или покорная омега — рядом она. Она смотрит прямо, не боится силы и умеет её контролировать.

Я сжал её сильнее, чем позволял разум. Вдохнул тёплый, живой запах её кожи и впитал его. Теперь это часть меня — метка, связь, закон.

Завтра стая узнает, чья она, а сегодня знаю только я — и этого достаточно. Она спит рядом, ровно дышит, её тепло ложится в ладонь так естественно, словно всегда принадлежало мне.

Утро окутывало тишиной. Белла спала, закутавшись в одеяло так, будто ночь не тронула её вовсе. Но я помнил каждую секунду.

Не стал будить. Натянул джинсы, вытащил кофту с кресла — ткань всё ещё хранила её запах. На пороге задержался, взглядом скользнул по её лицу. Потом закрыл дверь.

Алекс не любил пустой болтовни. Звонил только по делу. Если он сам набрал, значит, дело серьёзное.

Я вошёл без стука. В кабинете пахло горьким кофе и перегретым воздухом. На столе лежала карта южной границы, рядом — ноутбук, планшет и скомканные записи.

Алекс сидел, ссутулившись, пальцы отбивали короткий ритм по закрытой крышке ноутбука. Услышав мои шаги, он не поднял голову сразу — только после паузы, как будто собирался с мыслями. Взгляд — напряжённый, без привычной иронии. Значит, разговор серьёзный.

— Что есть? — голос у меня выходит коротким, без интонаций.

Он не отвечает словами. Отодвигает ноутбук и протягивает планшет. На экране — записи камер с южной границы. Последние трое суток.

Первое видео: женская фигура. Шаги быстрые, но не суетливые, будто всё заранее рассчитано. Слишком узнаваемая походка. Не Селена. Рейчел.

— Она была там, — тихо говорит Алекс. — И не раз. Без сопровождения, без оглядки. Это ненормально.

Я молчу. Для главы Совета выйти к границе без охраны — значит быть уверенной в том, что опасности нет. А уверенность такого уровня не берётся из воздуха.

Второе видео. Мужская тень. Нечёткая картинка, но хватило одной линии профиля. Я узнал сразу. Дрейк.

Алекс смотрит прямо, не торопится с выводами.

— Они встречались.

Его аргументы звучат спокойно, но от