Моя по праву зверя - Алисия Небесная

И целует.Не мягко. Не осторожно. А жадно. Глубоко. Взахлёб. Как будто всё это время сдерживал зверя, и теперь тот сорвался с цепи. Губы горячие. Давящие. Требовательные. Его поцелуй — не ласка. Это притяжение. Это притязание. Это признание, которому не нашлось слов. Райн дышит через нос, рывками, как после бега. А я — будто проваливаюсь в него. В этот жар, в этот хриплый звук в его груди, в крепость рук, обнимающих меня целиком. Он не целует — он поглощает. Но в этом нет боли.

Губы приоткрываются. С языка срывается мой стон. Мелкий, стыдный, настоящий. И он отвечает — ещё глубже, ещё ближе. Как будто теперь ему всё равно, кто услышит. Кто узнает.

Сейчас — только я и он. Только этот поцелуй, от которого мир рассыпается в искры.

Глава 30

Он не сразу говорит. Только смотрит — будто в самую суть, не отводя взгляда, не прячась.

Пальцы его лежат у меня на талии, крепко, сдержанно. Под кожей — жар, как будто между нами что-то древнее и живое, что нельзя разорвать. Как будто его ладони держат не тело, а связь. Метку. Истину.

— Я не мастер в словах, — произносит тихо. — Слова у меня всегда были… для приказов. Для отчётов.

Пауза. Глубокий вдох. Его волк будто вскидывает голову внутри него.

— А с тобой всё сбивается. Рушится. Всё, что я строил, что считал важным — меркнет.

Моя волчица дрожит внутри — как будто тянется к его. Узнаёт. Верит.

— Ты стала моим смыслом, — говорит, голос садится. — Не потому, что так решила метка. А потому что я просыпаюсь с мыслью о тебе. И ложусь — с ней же.

Он чуть наклоняется, щекой касается моей. Не торопливо. Просто чтобы быть ближе.

— Я думал, что смогу держать это под контролем. Смогу сдержать себя, чтобы ты не испугалась. Но, Белла…

Он прижимается лбом к моему.

— Мне страшно, что я не успею всё сказать, всё дать, что ты заслуживаешь. Потому что я… уже не знаю, как без тебя.

Губы его едва касаются моих — мягко, почти молитвенно. Не страсть, нет. Глубже. Как признание, как обещание.

Волчица внутри меня воет — протяжно, зовущим звуком. Она слышит его волка. И знает: он не врёт.

Он обнимает меня, притягивает ближе. И я не сопротивляюсь.

— Скажи, если всё это тебе не нужно, — шепчет. — Я выдержу. Я научился ждать. Но если хоть часть тебя хочет остаться — я никогда не отпущу. Я улыбаюсь сквозь слёзы.

— Я уже осталась.

— Пойдём, — голос низкий, немного хриплый. Но не властный — зовуще тёплый. Как будто он не приказывает, а предлагает идти туда, где нас никто не найдёт.

Райан тянет меня за собой — в сторону леса, где запах хвои становится гуще, а тишина — чище. Там, где нас не держат стены. Где не нужны слова. Делаю шаг. Потом второй. И уже не думаю — просто следую за ним.

Он оборачивается на ходу — и прямо передо мной, почти беззвучно, появляется чёрный волк. Огромный, сильный. Его шерсть блестит в лунном свете, а глаза — такие же, как у Райна. Узнаваемые. Родные.

Приближается. Аккуратно. Медленно. И прижимает морду к моей ладони. Доверчиво. Почти нежно. Моё сердце пропускает удар. Не раздумываю. Просто позволяю волчице выйти. Она — не боится.

Превращение лёгкое, как выдох. Я — в мехе, на четырёх лапах. Влажный мох под лапами, запах трав, гудение леса — всё ощущается ярче, острее.

И он — передо мной. Моя волчица тянется к нему — обнюхивает, ластится, прижимается боком. Она не колеблется. Ни на миг.Потому что знает: это — её альфа. Её дом.

Он толкает меня боком — мягко, игриво. Моя волчица фыркает, делает круг, отскакивает — и тут же бросается вперёд, приглашая к погоне. Он реагирует мгновенно: чёрная тень скользит среди деревьев, не отстаёт ни на шаг.

Мы несёмся сквозь ночной лес. Ветер хлещет по морде, в груди разливается восторг. Тот, который можно испытать только на свободе. Только рядом с тем, кому ты принадлежишь.

Когда он наконец догоняет, чувствую, как лапы подкашиваются, как сердце готово выскочить из груди. Он не нападает — он касается, держит рядом, окружает собой.

Моя волчица замирает.

Он прижимается мордой к её шее, чуть выше плеча. Медленно, со всей звериной точностью в этом жесте. Это не просто знак внимания. Это — выбор. Отметка. Его запах вспыхивает жаром — ярко, глубоко, навсегда.

Мы кружим друг вокруг друга, в танце без слов — звери, подчиняющиеся древнему ритуалу. Он делает вид, что нападает, а я отскакиваю, рывком, зарываясь лапами в землю. В этом нет злости — только игра. Только проверка. Признание.

Он приближается. Медленно. Цепко. Его чёрная шерсть блестит в свете луны, шаги уверенные, почти хищные. Но я не боюсь. Не убегаю.

Моя волчица замирает — в каком-то глубинном, животном смирении. Это не страх. Это — принятие.

Он подходит сбоку. Морда касается моего уха, затем опускается к шее. Шерсть трепещет от его дыхания. Он застывает. Это последнее предупреждение. Последний шанс спастись. Но я только склоняю голову. Подставляю уязвимое место. Открыто. Осознанно.

Он вгрызается в кожу резко — так, как это делают только альфы, когда метят свою пару. Глубоко, до жаркой боли, до вспышки инстинкта, от которой всё тело вздрагивает.

Внутри меня расправляет плечи сила, доселе дремавшая. Моя волчица рычит — не от страха, а от восторга, от полноты, от наполнения.

Запах меняется. Его — теперь во мне. Его метка — на моей шее. Невидимая для чужих глаз, но ощутимая до дрожи. Он оставил след. Не на коже. В душе. В крови.

Он отступает на шаг, грудь ходит тяжело, дыхание рвётся неровными толчками, будто внутри его зверь всё ещё мечется, не зная, вырваться или смириться. Глаза пылают — ярко, дико, как костёр в ночи. Но в этом пламени больше нет угрозы. Там власть. Там принятие. Там — облегчение.

Метка на шее пульсирует ровным жаром. Не боль, не ожог — живая печать, застывший огонь, который уже невозможно стереть. Связь замкнулась. Теперь она навсегда.

Я двигаюсь к нему. Медленно, шаг за шагом. Опускаю голову, открывая шею — знак, который знает любая волчица. Но в следующую секунду поднимаю её снова, встречаю его взгляд