Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2 - Женя Батуридзе

Мужик был огромный, как шкаф, и весь покрытый татуировками, которые змеились из-под ворота его кричащей гавайской рубашки. На шее, на руках, даже на лице — везде были драконы, карпы, демоны и цветы. Его волосы были обесцвечены и торчали во все стороны, как у панка, которого ударило током. На носу — пирсинг. В ушах — серьги. Он сидел, развалившись на стуле, закинув ноги в тяжелых армейских ботинках на соседнюю тумбочку, и с аппетитом хрустел чипсами, запивая их какой-то газировкой прямо из бутылки.

«Интересно, — подумал я. — А это еще что за явление?»

Мужчина доел чипсы, скомкал пакет и, прицелившись, метнул его в урну у двери. Промазал. Пакет шлепнулся на пол.

— Эх, мазила, — вслух сказал он сам себе, ничуть не смущаясь. Голос у него был хриплый, прокуренный. — Ладно, потом подниму.

Он достал из кармана телефон и начал с увлечением что-то играть, периодически издавая громкие, возмущенные возгласы.

— Да куда ты прешь, олень⁈ Я же тебе говорю, налево! Ну вот, опять слил матч! Раки кривоногие!

Я лежал и смотрел на него, абсолютно не понимая, что происходит. Кто это? Посетитель, который перепутал палату? Но почему его не выгоняет персонал? Он сидел здесь так уверенно, так по-хозяйски, будто это его личные апартаменты, а мы, остальные находившиеся в палате, — просто часть интерьера.

Тут в палату вошла медсестра Сакура. Она подошла ко мне, проверила дренаж.

— Все хорошо, Акомуто-сан, — прошептала она скорее даже больше себе, чем мне. — Дыхание ровное.

Сакура даже не посмотрела в сторону моего «соседа». Словно его здесь и не было. Поправила мне подушку и вышла.

Мужик же, оторвавшись от телефона, проводил ее долгим, сальным взглядом.

— Ох, какая кисонька, — промурлыкал он, снова вслух. — Ножки — закачаешься. Эй, доктор, — тут мужик вдруг повернулся ко мне, — а она замужем, не в курсе? А то я бы с ней… познакомился поближе. Устроил бы ей, так сказать, инъекцию страсти.

Я моргнул. Он что, со мной разговаривает? Я попытался что-то промычать, но кислородная маска мешала.

— А, ты ж не видишь меня, — вдруг проговорил он. — Ну и ладно. Сам потом узнаю.

Мужик снова уткнулся в телефон, а я лежал и пытался осознать происходящее. Я что, сошел с ума? Это галлюцинация? Побочный эффект от наркоза?

Он просидел так еще около часа. Смотрел какой-то матч и громко орал, комментировал проходящих мимо медсестер, пару раз даже пытался заговорить со мной, но каждый раз словно опоминался и снова продолжал заниматься своими делами. Я просто лежал и молча наблюдал за этим театром абсурда.

Потом мужик вдруг встал, потянулся так, что, казалось, хрустнули кости, и подошел к моей кровати. Он наклонился, и я почувствовал резкий запах табака и чего-то сладкого, похожего на дешевый парфюм.

— Ладно, док, я пошел, — сказал мужик. — Дела, сам понимаешь. Не кисни тут. А то превратишься в овощ. Хотя… — он оглядел меня с ног до головы, — ты и так уже почти огурец. Зеленый вон.

Он подмигнул мне, развернулся и, насвистывая какой-то веселый мотивчик, вышел из палаты, даже не попытавшись поднять брошенный им пакет от чипсов.

Что это, черт возьми, было?

Следующий день принес облегчение. Физическое. Меня наконец-то отключили от аппарата ИВЛ. Сначала на час, потом на два, а к обеду, убедившись, что я справляюсь сам, убрали окончательно. Ощущение, когда ты можешь дышать полной грудью, непередаваемо. Даже если каждый вдох отзывается тупой болью в ребрах. Дренаж все еще торчал из моего бока, напоминая о хрупкости бытия, но это была уже мелочь. Главное — я дышал сам.

Солнечный луч, пробившийся сквозь жалюзи, нарисовал на белой стене золотистую полоску. В палате было тихо. Никаких татуированных мужиков с чипсами. Кажется, вчерашний визит был всего лишь плодом моего воспаленного, напичканного лекарствами воображения. Слава всем богам. А то я уже начал всерьез опасаться за свою психику.

Я осторожно, шипя от боли, попробовал приподняться на локтях. Получилось. Мир качнулся, но устоял.

Я сел на кровати, свесив ноги. Голова закружилась, но это было терпимо. Я осмотрел себя. На груди — аккуратная повязка. Сбоку, там, где был дренаж, — еще одна. В руке торчал катетер.

Я сделал несколько глубоких вдохов. Больно. Но с каждым разом боль становилась чуть менее острой, уступая место упрямому желанию двигаться. Жить. Я врач. Я знаю, что движение — это жизнь. Даже если это движение причиняет боль. Застой — это пневмония, тромбы и пролежни. Так что, хочешь не хочешь, а шевелиться надо.

Я медленно, опираясь на край кровати, попытался встать. Ноги, ослабевшие от долгого лежания, подкосились. Я успел ухватиться за стойку капельницы, чтобы не рухнуть.

— А ну-ка, стоять, альпинист! — раздался за спиной знакомый голос.

В палату, как всегда бесшумно, вошла медсестра Сакура. На ее лице была строгая, но в то же время заботливая улыбка.

— Куда это мы собрались, Херовато-сан? На Эверест?

— Почти, — прохрипел я. — В туалет. Это сейчас для меня примерно то же самое.

Она покачала головой, но подошла и подставила мне плечо.

— Давайте, я помогу. Но только до туалета и обратно. Никаких марафонов по коридору.

С ее помощью я совершил свой первый героический поход. Это было унизительно и больно, но в то же время это была маленькая победа. Я возвращался в свою кровать с чувством выполненного долга.

— А теперь — отдыхать, — строго сказала Сакура, укладывая меня обратно. — Если что-то понадобится — вот кнопка.

Она указала на красную кнопку у изголовья и вышла. Дверь снова открылась, на этот раз без стука, и в палату вихрем влетел Нишиноя. В одной руке у него был пакет из круглосуточного магазина, в другой — стопка журналов.

— Братец! Ты уже сидишь! Вот это я понимаю — сила воли! — он плюхнул свой пакет на тумбочку. — Савамура-сан не смог прийти. Его Томимо-сенсей загрузил какой-то срочной отчетностью по самые уши. Говорит, если он ее сегодня не сдаст, профессор лично проведет ему лоботомию тупым скальпелем. Так что он просил передать привет и вот это.

Рю достал из пакета банку с зеленым чаем и книгу. Толстую, в строгой обложке.

— Это от Инуи, — пояснил он, ставя банку и кладя книгу на тумбочку.

Я