Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2 - Женя Батуридзе

Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2

Глава 1

Сознание — забавная штука. Особенно сознание врача, попавшего в переплет. Оно не отключается по щелчку, как свет в прихожей. Нет, оно угасает медленно, неохотно, расслаивается, цепляясь за реальность, превращается в дурной, липкий кисель из обрывков звуков, вспышек света и совершенно неуместных мыслей.

Сознание ко мне возвращалось нехотя, кусками, словно старая, заедающая кинопленка. Я лежал на чем-то твердом и холодном. Асфальт. Пахло бензином, пылью и чем-то еще, до тошноты знакомым и металлическим. Кровью. Моей. Отлично. Кажется, мой «перерыв» плавно перетекал в «похороны».

Я попытался пошевелиться. Не вышло. Тело, еще час назад принадлежавшее мне, теперь превратилось в чужой, непослушный мешок с костями, который категорически отказывался выполнять команды. «Без паники, — прозвучал в голове хриплый голос. — Ты хирург. Ты знаешь, что делать. Оценка состояния. Первичный осмотр».

Я попробовал открыть глаза. Веки, казалось, налились свинцом. С титаническим усилием мне удалось приподнять одно. Мир был размытым, смазанным пятном света и тени. Он качался, как палуба корабля в девятибалльный шторм. Из этой какофонии звуков и образов начали медленно выкристаллизовываться детали.

Крики. Женский плач. Чьи-то взволнованные голоса, говорящие на быстром, нервном японском. И ноги. Много ног, что суетливо бегали туда-сюда. А еще десятки лиц, склонившихся надо мной, как стая любопытных грифов.

И тут случилось странное.

Одно из лиц в толпе вдруг обрело резкость. Оно выделилось из общего размытого фона, словно кто-то навел на него фокус. Это была женщина. Лет сорока пяти, с усталыми, но строгими глазами и плотно сжатыми губами. На ней был больничный халат, слегка помятый, застиранный. И я узнал ее.

«Наталья Львовна?» — пронеслось в моей голове.

Старшая медсестра нашего торакального отделения в России. Она стояла и смотрела на меня с удивленным лицом.

— Александр Николаевич, вы проснулись?

И вдруг вокруг снова сменился пейзаж: больница, вот только не клиника Шова, а моя родная больница, палата интенсивной терапии и лицо Натальи Львовны. Я попытался что-то сказать, поднять руку, но не смог. Сознание снова поплыло, утягивая меня в теплую, вязкую темноту. И оставался лишь какой-то странный монотонный писк, который с каждой секундой становился все тише.

И тут новый рывок. Новая вспышка.

Я снова открыл глаза. Картина немного прояснилась. Я опять лежал на асфальте. Толпа вокруг меня, кажется, стала плотнее.

— … парень вроде очнулся!

— … женщина без сознания! Пульс слабый, нитевидный!

Голоса доносились как из-под толщи воды.

И тут мой взгляд скользнул в сторону. Там, в нескольких метрах от меня, лежал искореженный кусок металла, который еще недавно был капотом дорогого красного автомобиля. А сам автомобиль был чуть дальше, буквальной вжатый в фонарный столб. Дверь со стороны водителя была распахнута. И из этой самой двери, из этого смятого железа, двое мужчин в форме пытались вытащить человека.

Женщину.

Она была без сознания. Ее голова безвольно свесилась набок, а длинные темные волосы рассыпались по плечам, смешиваясь с осколками лобового стекла. И идеально чистый белый халат был испачкан чем-то темным. Кровью.

Мей.

Это была она.

Один из спасателей осторожно придерживал ее голову, пока второй пытался вынуть ее из машины. Тело Мей обмякло, как тряпичная кукла. Я не видел, дышит ли она. Я не мог разглядеть ее лица. Но я отчетливо видел, как с ее пальцев на асфальт капает кровь. Кап. Кап. Кап.

И в этот момент я почувствовал, как чьи-то руки осторожно, но настойчиво приподнимают мою голову.

— Осторожно, возможна травма шейного отдела позвоночника, — прозвучал рядом до боли знакомый голос.

Я повернул голову, насколько это было возможно. И увидел его.

Савамура.

Он стоял на коленях рядом со мной, и его лицо было таким, каким я его еще никогда не видел. Никакой добродушной улыбки. Никакого веселья в глазах. Только ледяная, профессиональная сосредоточенность. И еще — тревога. Неподдельная, глубокая тревога.

— Нишиноя, давай носилки! Быстрее! — крикнул Савамура куда-то в сторону. Затем он что-то говорил мне, но я не разбирал слов. Я смотрел мимо него, на соседние носилки. На бледное, неподвижное лицо Мей.

«Держись, пьяная богиня, — прошептал я одними губами. — Не время отправляться на встречу с предками. У нас с тобой еще не закончен спор, у кого перья длиннее в этом курятнике».

А потом снова темнота.

Следующий проблеск сознания был уже другим. Я лежал на каталке, и меня куда-то стремительно везли. Мимо проносились белые стены, потолочные светильники сливались в одну сплошную световую полосу. Отличный ракурс. Потолок. Люблю потолки. Колеса каталки с грохотом отбивали по плитке безумный ритм.

— Давление падает! — кричал кто-то.

— Готовьте операционную!

Я чувствовал, как в вену впивается игла. Холодная струйка побежала по руке. Двери распахнулись. Яркий, ослепляющий свет ударил в глаза. Операционная. Надо же. Как быстро я вернулся на работу.

Сознание снова начало уходить. Я пытался зацепиться за что-то, за любой образ, за любую мысль. И я снова увидел ее. Акико. Она стояла у окна своего дома, смотрела мне вслед, и в ее глазах были слезы. «Друзья ведь делятся такими вещами…»

Прости, Акико. Кажется, я снова тебя подвел. Опять не попрощался.

Двери распахнулись. Яркий, ослепляющий свет ударил в глаза. Операционная. Надо же. Как быстро я вернулся на работу. Только сегодня я по другую сторону баррикад.

Надо мной склонились лица. В масках. Зеленые, синие. Как у инопланетян.

— Держись, Херовато-кун, — голос Савамуры звучал откуда-то издалека, словно из-под толщи воды. — Мы тебя вытащим. Слышишь?

Я хотел ему улыбнуться. Сказать что-нибудь, но губы не слушались. Язык превратился в кусок ваты.

Анестезиолог надел мне на лицо маску. Сладковатый, химический запах ударил в нос.

— Считай до десяти, — прозвучал его голос.

«Один… — подумал я. — Кажется, я не успею дописать сегодня отчет…»

«Два… Интересно, кто же главный хирург…»

«Три… Тетушка Фуми меня убьет, когда узнает…»

«Четыре… Мей…»

А потом яркий свет операционных ламп ударил в глаза, и мир окончательно погас. И тьма, на этот раз теплая и ласковая, окончательно приняла меня в свои объятия.

Я снова очнулся.

Вокруг было белым-бело. Не ослепительно, а мягко, как будто я оказался внутри облака или гигантского шара из сахарной ваты. Пол, если это был пол, был таким же белым, уходя в бесконечную молочную дымку. Стен