Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2 - Женя Батуридзе

— Мы тебе тут витаминов принесли, — Савамура положил на тумбочку сетку с мандаринами

А Нишиноя с самым серьезным видом водрузил рядом… резиновую курицу. Желтую, пищащую и с безумными глазами.

Я уставился на курицу. Потом на Нишиною.

— Это для поднятия боевого духа, — пояснил он. — Когда ее сжимаешь, она так уморительно орет. Помогает от плохих мыслей.

Я не выдержал и хрипло рассмеялся, тут же согнувшись от боли в ребрах.

— Тихо! — шикнула на меня Сакура, но в ее глазах плясали смешинки.

— Простите, — выдохнул я, отсмеявшись.

Мы помолчали. Они смотрели на меня с таким искренним беспокойством, что мне стало даже как-то неловко.

— Как дела, Херовато-кун? — уже серьезнее спросил Савамура, садясь на стул у кровати. — Ты нас напугал.

— Как будто меня переехал каток, — я попытался усмехнуться, но получилось что-то вроде болезненной гримасы. Голос потихоньку возвращался. — А потом для верности еще и назад проехал.

Мы помолчали. Я видел, что они хотят что-то спросить, но не решаются. И я решил помочь им.

— Ребят, — сказал я, и мой голос стал серьезным. — Кто был за рулем?

Они переглянулись. Нишиноя вдруг начал с огромным интересом изучать свой целебный мандарин. Савамура откашлялся и посмотрел в окно.

— Там… там было темно, — начал он неуверенно. — Все так быстро произошло. Полиция разбирается.

— Мне показалось, — я смотрел прямо на Савамуру, — что это была Мей… то есть Теруми-сенсей.

Лица парней мгновенно изменились. Радость и веселье улетучились, сменившись растерянностью и… чем-то еще. Похожим на страх. Они переглянулись.

— Херовато, ты… — начал Савамура, но запнулся.

— Что? — настойчиво спросил я, чувствуя, как холодная змейка тревоги поползла по позвоночнику. — Это же она? Что с ней?

Савамура опустил глаза. Нишиноя отвернулся, разглядывая пищащий кардиомонитор.

— Говорите же! — проговорил я, закашлявшись.

— Она… — наконец выдавил из себя Савамура, не поднимая на меня глаз. — Она была за рулем. Теруми-сенсей попыталась избежать столкновения с тобой и выкрутила в руль, в итоге врезавшись в столб. У нее тяжелая травма головы. Врачи… они сделали все, что могли.

Он замолчал, подбирая слова. А я уже все понял. Я видел это выражение лиц сотни раз. Когда сообщаешь родственникам плохие новости.

— Профессор Теруми… — голос Савамуры дрогнул. — Она впала в кому.

Эти слова почему-то ударили меня под дых сильнее, чем тот автомобиль. Мей. В коме.

— Как? Почему? Какие травмы? — я засыпал его вопросами, пытаясь приподняться, но острая боль в груди тут же вернула меня на место.

— А ну-ка, лежать! — тут же подскочила ко мне медсестра Сакура. Ее голос, до этого мягкий и убаюкивающий, приобрел стальные нотки. — Посетители, время вышло! Пациенту нужен полный покой!

— Но мы только пришли! — возмутился Нишиноя.

— Вон, — коротко и ясно сказала Сакура, указывая на дверь. Спорить с ней было бесполезно.

— Мы еще зайдем, братец! — крикнул мне Рю, которого Савамура уже тащил к выходу. — Держись!

Дверь за ними закрылась. Сакура снова надела мне на лицо кислородную маску.

— Отдыхайте, Херовато-сан, — сказала она. — Вам нужно набираться сил.

Она поправила мне одеяло и бесшумно вышла, оставив меня наедине с писком монитора, болью и мыслями, которые роились в голове, как встревоженные пчелы.

Кома. Это слово, такое знакомое мне с профессиональной точки зрения, теперь звучало иначе. Я попытался анализировать, как врач. Удар, видимо, был сильный. Черепно-мозговая травма, скорее всего. Субдуральная гематома? Отек мозга? Я перебирал в уме возможные варианты, пытаясь выстроить логическую цепочку, но все мысли разбивались о глухую стену тревоги.

И я не мог понять, откуда она взялась, эта тревога. Почему мне так не все равно? Мей Теруми. Холодная, язвительная, циничная. Мы были соперниками в этой негласной войне за правоту. Так почему новость о ее состоянии выбила у меня почву из-под ног?

Может, это просто профессиональное сочувствие? Эмпатия к коллеге, попавшему в беду? Нет. Было что-то еще. Что-то иррациональное, что не поддавалось логике.

Я вспомнил ее в ту ночь. Пьяную, босую, с туфлями в руке. Невероятно красивую и уязвимую в своей пьяной элегантности. А потом — яростную, отчитывающую двух придурков, с глазами, мечущими молнии. Я вспомнил наш спор о пациенте, ее безжалостную, но по-своему честную логику. Теруми была сложной. Непонятной.

«Скоро ты встретишь ее. Ту, что станет твоим штормом и твоим штилем».

Слова той странной старухи, точнее, уже богини, отчетливо всплыли в памяти. Шторм? Ну, с этим я, пожалуй, соглашусь. А штиль? Где же штиль? В коме? Бред какой-то.

Но мои мысли перебивала боль. Она словно жила в груди, и каждый раз, когда аппарат ИВЛ вдувал в меня порцию воздуха, она злорадно хихикала и втыкала в мои ребра пару-тройку невидимых, но очень острых спиц. Иногда она затихала, убаюканная очередной дозой обезболивающего, которое капало в мою вену, но я знал, что она здесь, рядом, просто притаилась и ждет своего часа.

Сознание тоже вело себя как капризная примадонна. То оно было ясным и острым, как скальпель, и я мог часами разглядывать узоры на потолке, пытаясь найти в них скрытый смысл. То оно вдруг становилось мутным и вязким, как больничный кисель, и я проваливался в короткие, рваные сны.

Я открыл глаза. За окном шел дождь. Мелкий, он барабанил по стеклу, создавая меланхоличный аккомпанемент писку кардиомонитора. В палате было тихо. Медсестры, похожие на бесшумных белых мотыльков, периодически влетали, проверяли показатели, меняли капельницы и так же бесшумно исчезали.

Я смотрел на них и думал о той богине, Ясуко.

«Подождите-ка, — вдруг осенило меня. — А где же тот самый подарочек от нее? И харизма, которую она обещала мне добавить? Может, у меня на лбу третий глаз вырос? Или я теперь могу силой мысли гнуть ложки?»

Я попытался мысленно согнуть капельницу, висевшую надо мной. Капельница проигнорировала мои ментальные усилия. Жаль, а было бы эффектно.

Видимо, вместо харизмы я получил полный набор травм. Отличный подарочек, ничего не скажешь. Маркетинг у богов, видимо, на том же уровне, что и у производителей больничного кофе. Обещают нектар, а наливают грязь.

Глава 3

Я лежал, уткнувшись взглядом в потолок, и скучал. Но тут мой интерес привлек один мужчина.

Он сидел на стуле в дальнем углу палаты, там,