Гнев Несущего бурю (СИ) - Чайка Дмитрий

— Двадцать шагов держать! — скомандовал царь, и кормчий понятливо кивнул. Он поведет корабль параллельным курсом, а помощник снизит скорость гребцов, умерив барабанный бой.

— Эй вы! — залитый хмельным куражом, заорал Одиссей, когда пошли почти рядом. — Парус спускайте!

— Да пошел ты! — прокричал толстый, носатый сидонец с длинной смоляной бородой. — Я скорее дно прорублю и утоплюсь, чем тебе сдамся, ахейская ты собака!

— Это я-то собака? — Одиссей не на шутку оскорбился. Такое сравнение считалось очень обидным. — Да чтоб тебя молния убила! Сидонский ты овцелюб! Шлюха египетская! Если ты мой корабль утопишь, я тебя из воды выловлю, на куски порежу и чайкам скормлю!

— Твой корабль? — возмущенно заорал сидонец. — Когда это он твоим стал? Убери от него свои зенки бесстыжие, тупой почитатель пьяного бога3. Лопни твои глаза! Разорви твое чрево! Иссохни от поноса, разбойник проклятый!

— Сына своего придушил уже? — крикнул Одиссей. — А твоя жена как поживает? Уже раздвинула ноги перед пьяным матросом?

— Я своего первенца в жертву Баалу принес, — важно ответил купец. — И жена моя — благочестивая женщина. Она положенную службу в храме Аштарт сослужила. Так обычаи наши велят. И за это боги мне удачу в делах дарует. Не тебе, подобному свинье, говорить об этом. Ты за свою жизнь скольких детей убил?

— Лук мой принесите, — процедил сквозь зубы Одиссей, не обращая внимания на стрелу, клюнувшую его в льняной нагрудник. — Я тебе сейчас покажу, кому боги удачу дают! Детоубийца проклятый. Ненавижу сидонцев. А детей я нисколько не убил! Я воин из славного рода, я не стану такой грязью благородных предков позорить. Боги покарают убийц невинных. Так сын Морского бога сказал…

Он постоял, вспомнил что-то из своей жизни, а потом пробурчал.

— Нет, ну продать могу, конечно… Но убить! Не было такого.

Корос, который прятался в трюме, выглянул с испуганным любопытством. Лук у Одиссея был огромный, мощный, обложенный костяными накладками. Его и натянуть-то на всем корабле способны от силы два человека, а уж выстрелить, кроме царя Итаки, и вовсе не мог никто. Корос и не подозревал, что этот невысокий воин с покатыми плечами настолько силен. Но даже у него вздулись жилы на лбу, когда он надел на плечи лука глухо звякнувшую тетиву.

Одиссей прочно встал на палубе, покачиваясь вслед за ней, вдохнул, выдохнул, а потом с хрустом натянул лук, да так, что чуть хитон на спине не лопнул. А потом в сторону говорливого финикийца полетела стрела с железным наконечником, которая ударила торговца прямо в лицо. Сидонец опрокинулся на спину, а по палубе из бесценного кедра растеклась лужа алой крови, мгновенно впитывающаяся в доски. Вялый ответ с гаулы никакого урона не нанес. Воины Одиссея были прикрыты щитами, и все стрелы плотно увязли в коже, обтянувшей плетеную лозу.

— Мы биться будем! — сидонцы натянули луки и достали копья и ножи. — Не возьмешь нас, собака ахейская. Кровью умоешься!

У них выхода не оставалось. Выкуп за них платить некому, беднота ведь по большей части. Да еще и до родной земли — многие недели пути. Никакой выкуп не покроет стоимости того, что они съедят в дороге. Да и в рабство взрослого мужа не продать. Не научились еще такой науке, чтобы принудить к труду того, кто умеет убивать. Да и нет у сиканов рабов, себя едва кормят. Просоленные морским ветром мужики поняли все в один миг и приготовились умереть. Трусами сидонцы не были. Раз все равно погибать, то они продадут свою жизнь дорого. По палубе потянуло дымом. Минуты не пройдет, как корабль с бесценным грузом полыхнет как факел.

— На куски порежу сволочей! — с бессильной злобой смотрел на них Одиссей.

— Позволь мне, царь, — Корос тронул Одиссея за локоть. — Ты получишь свой корабль без боя.

— Да? — удивился тот. — Давай.

— Эй вы! — крикнул Корос экипажу гаулы, который молился своим богам, не ожидая для себя ничего, кроме смерти в бою.

— Эй! — махнул им Корос. — Я, Корос, писец царя Энея, повелителя Алассии, Угарита, Вилусы, Ахайи и островов! Жить хотите? Домой хотите? Хотите увидеть своих жен и детей? Кто старший?

— Говори, — вышел вперед пожилой мужик с седой головой. — Я теперь старший на этом корабле.

— Условия такие: корабль наш, товар наш, — решительно произнес Корос. — Вы наняты на службу к царю Энею. По окончании рейса получите положенную плату. Пока вы с нами, мы защищаем вас. А когда придем в Энгоми, я сам посажу вас на сидонский корабль.

— Да? — неприлично открыл рот сидонец. — Так вы что, даже убивать нас не станете? И вон тот, который с луком, больше стрелять не будет?

— Пальцем вас не тронем, — пообещал Корос. — И клятвы именем своих богов принесем. Идете на службу к царю Энею?

— Идем, — решительно кивнул сидонец. — Нам без разницы, какому хозяину служить. Мы тут немало вождей знаем, и стоянки удобные. И цену за товар хорошую возьмем. Мы не первый раз сюда ходим. Только у команды седьмая доля в этой торговле, добрый господин. И еда хозяйская!

— Получите свою долю серебром царской чеканки! — крикнул Корос. — Когда на Кипр вернемся! За нами идите. На берегу клятвы принесем. Славьте Морского бога, люди, и царя Энея, сына его!

Сидонцы кивнули и разошлись по своим местам. А Одиссей изумленно смотрел на невысокого толстенького писца, который без боя взял набитый добром корабль, и произнес.

— Можно никого не убивать, значит… Ни за что бы не догадался! Да что же творится на этом свете! Великие боги…

— Эй, хозяин! — несмело крикнул седой мужик с гаулы, который только что называл царя Итаки ахейской собакой. — Мы знаем, где корабль сикулов на ночевку встал. Эти сволочи кожи и железо на зерно меняют. У нас силенок маловато было, а теперь вот в самый раз. Если нам честную долю даешь, мы тебе его покажем…

— Сикулов царь царей грабить не запрещал, — ответил Корос на немой вопрос, который застыл в глазах всей команды. — Они ему клятву верности не давали.

1 Сицилия Бронзового века была идеальным местом для жизни. Обширные дубовые рощи позволяли выращивать огромное количество свиней. В описываемое время климат стал холоднее и суше, чем за сто лет до этого, но он все равно не шел ни в какое сравнение с Сирией и Малой Азией, где наступила настоящая экологическая катастрофа. Климат Сицилии был даже немного более влажным, чем сейчас, а в центре острова, в степной зоне, велся круглогодичный выпас скота.

2 Колонизация Сицилии финикийцами началась уже в II тысячелетии до новой эры (остров Мотия — 11 век). В описываемое время шли периодические торговые контакты через временные стоянки, о чем свидетельствуют находки керамики. Городские центры и финикийцев (Палермо), и греков (Наксос, Сиракузы) на Сицилии возникли гораздо позже — примерно в 8 веке

3 Культ бога виноделия по имени Дивонус уже был известен в Микенскую эпоху.

Глава 16

Год 3 от основания храма. Месяц восьмой, Эниалион, богу войны посвященный. Родос.

Выложенный камнем пересохший колодец — это верхний предел мечтаний для того, кто только что отделал золотом, малахитом и порфиром свой тронный зал. Наверное, именно этого и не хватало мне, чтобы осмыслить пройденный путь. Тишины и одиночества. А еще шершавого известняка за спиной, невозможности вытянуться во весь рост и ведра, которое сюда спускают три раза в день. Такой вот щелчок по слишком высоко задранному носу. Поневоле тут в зависть богов поверишь. Несущий бурю разгневался на своего сына и решил немного опустить его на грешную землю. Правда, от смерти все же уберег, спасибо ему за это. Может быть, зря я так легкомысленно отношусь к здешним бессмертным сущностям. Вдруг они и впрямь незримо присутствуют в этом мире и руководят им, посылая знаки и знамения и помогая тем или иным людишкам.

Вот такая вот бредятина начинает лезть в голову, когда третью неделю подряд любуешься пронзительно-ярким пятном в шести метрах над собой. Там виден только кусок неба и редкие перья облаков, подгоняемых порывами ветра. А иногда там видны глумливые рожи стражников и их дружков, которых пускают поглазеть на меня за пару чаш кислого вина. А за кувшин и лепешку на меня можно даже помочиться, и пару раз такое уже происходило. Здешний народ до крайности незамутненный, и живет сегодняшним днем. До них ведь даже не доходит, что я из этой ямы выберусь, а потом объявлю награды за их головы. Ко мне их приведут собственные друзья, и я прямо у них на глазах скормлю этих олухов муренам. Я понятия не имею, как это сделать, но ради такого случая расстараюсь. Звучит все это на редкость устрашающе. Я ведь клятву только в отношении царицы Поликсо давал и вождей лукканцев. Когда эту клятву составляли, я настоял, чтобы каждый, к кому у меня претензий нет, поименно был назван. Для большей точности. Они же, как и свойственно здешним царькам, думают только о себе, считая подвластное население чем-то вроде грязи под ногтями. Потому-то мой перфоманс с раненым гребцом Диоклом имел такой оглушительный успех. Никто, включая самого Диокла, и представить не мог, что так можно было.