Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.

Военный инженер товарища Сталина 2

Глава 1

1944 год.

Декабрь. Предновогодние дни.

Германия.

Нас с Борькой проводили в немецкую избу — если так можно по-свойски назвать тот двор, куда подкатила машина. Два сарая, колодец, гараж, сеновал. Корова, гуси. Молочный сепаратор. Хозяин — крестьянский бюргер-немец. Сняв с лиц мешки, толкнули к крыльцу. Я зажмурился от ударившего в глаза света. Борька с издевкой плюнул под ноги.

— Не харкаться, болван. Ты не в России! — ударил прикладом в спину старший спецназовец. Камуфляж его маскхалата распахнулся, открыв на плечах погоны советского капитана.

— Какой ты нахрен советский? — процедил Борька, морщась от боли в лопатке. — Такой же советский, как мой пес в конуре. Но тот хоть гавкает по-русски! — и хохотнул сквозь зубы.

— Молчать, паскуда!

— Коммунистен? — вышел на крыльцо тощий эсэсовец с зигзагами молний в петлицах.

Кто-то из начальства, — мелькнуло в мозгу. — Снова у немцев в плену? Как тогда у Бремера, когда Павел Данилович Гранин разжевал-проглотил документы? Помнится, Борька в то время спас нас с майором, нагрянул с партизанами в логово Бромера.

А здесь? Кто в этот раз? Тогда нас с майором не знали. Схватили просто наудачу, когда мы спрятали парашюты после крушения самолета, войдя в село за продуктами. А теперь что? Атака диверсионной группой в лесу была запланированной? Именно меня и искали? Стало известно, что нас с Борькой повезут в штаб фронта именно той дорогой, через лес? Засели в ловушке?

Вопросы мысленно сыпались как крупа в решето. Вопросы-вопросы-вопросы. Выходит, обо мне уже знают на «той стороне»? Когда нападали, капитан бросил сквозь грохот пуль: «Мы знаем, кто вы такие! Вон тот, второй — инженер». Значит, что? Атака была целенаправленной. В нацистской разведке уже доложили: «У русских на фронте действует какой-то неведомый нам разработчик-конструктор. Внедряет в войска технологию грядущего века…»

Или что-то подобное.

— Хальт! — взвился в фальцете тощий эсэсовец. — Ви есть… Александер? — с ударение на «е», ткнул в меня пальцем.

Ну, вот и приплыли! А имя-то знает откуда?

— Не, — тут же встрял Борька. — Александер это я, — передразнил, путая немца в догадках. Взял вину на себя. — А того Борисом зовут, — ткнул в меня пальцем. — Я тот, кто вам нужен. А он просто телохранитель. Охранник, значит, по-вашему.

— Мой верить ему? — обратился эсэсовец к старшему группы.

— Никак нет, герр Шуман! Намеренно сбивают с толку.

Хм-м… Шуман, — проскользнуло в мозгу. — Как у евреев фамилия. Знавал я одного Шумана из Википедии — у себя, в своем времени. Один из известнейших композиторов эпохи романтизма. Кстати, тоже из немцев. Уж не потомок ли этот нацист своему знаменитому земляку?

— Яволь, — стегнул тот по сапогу кожаной плеткой. В глазу сверкнул одинокий монокль. — Вы тут шутить? — указал на Бориса. — Мы знать, кто вы есть кто.

— Что прикажете делать? — вытянулся в струнку мнимый капитан спецназа. — Водитель сгорел вместе с машиной. Эти русские твари подорвали ее.

— Корошо, — искажая русский язык, обернулся эсэсовец внутрь избы. Оттуда вышла дама лет тридцати, заправляя домашний халат под немецкой шинелью. Лицо опухшее после ночной попойки. Помада расплылась по губам. Перегар дошел своим запахом до меня. Подстилка, все ясно.

— Кого поймал, Отто? — мурлыкнула в ухо.

Начальник осклабился. Развернул, шутливо поддал коленом под зад. Негоже женским глазам с перепоя разглядывать пленников. Надулась. Шагнула в избу. Донеслось бульканье: хлебала рассол с дикого похмелья.

— Куда их? — по-прежнему ожидая команды, спросил завербованный капитан.

— Этот, — ткнул на меня тот, что в монокле, — ко мне допросить.

— Меня допросить! — взвился Борька. — Меня! Это я нужен вам, а не тот.

Немец только зевнул. Развернулся. Бросил в последний миг:

— А второй в карцер.

Толкая меня в избу, мнимый капитан отдал указания по-немецки. Двое из группы скрутили Бориса. Повлекли к каменному колодцу. У меня зашлось кровью сердце. А если утопят? Там, в колодце, вода! Мерзлая до одури! Неужели конец?

— Держись там, Саня! — заорал Борька. Скрывать инкогнито теперь не имело смысла. Нас разоблачили еще до того, как связали. — Держись! За меня не горюй. Вытерплю!

У меня накатилась слеза. Проклиная в душе, что выехали так беспечно к штабу фронта, я теперь четко осознал: где-то в нашем КБ завелась крыса. Рядом с куратором. Кто-то из близких к проекту «Красная Заря». Да-да. Именно такое название — «Красная Заря» — теперь носил наш проект, уже окончательно. Его утвердили на совещании Ильи Федоровича. Голосовали Королёв, Ильюшин, Яковлев, Павел Данилович Гранин, генерал Костиков и, собственно, я. Власику передали на утверждение. Отныне сталинский план «Красная Заря» получил статус официального курса на Берлин.

— Ра-асцвета-али яблони и груши! — вопил Борька, подталкиваемый сзади прикладами. — Эх, гранату бы на вас, сволочи!

Потом меня втолкнули в прихожую. Голос Борьки затих — хлопнули дверью. В нос ударил сразу запах спиртного. Девица в халате валялась в спальне на взбитой перине: из коридора мне были видны её голые ноги.

— Подвести, ком шнель, сюда! — указал к столу немец.

Сам плюхнулся в кресло, я остался стоять.

Забренчал телефон. Меня обступили с боков два охранника. Немец что-то прощебетал на своем птичьем языке. Бросил трубку. Скосил взгляд на пышную фрау. Та уже одевалась.

Сейчас нагрянет кто-то посолиднее, — промелькнуло у меня в голове. — Из начальства!

Накинув тулуп, девица спешно исчезла. Хлопнула дверь. Дунуло холодом. Как там Борька в колодце? Этот немец сказал, что там карцер какой-то. Пусть бы каменный мешок, лишь бы не лед, не вода.

Обвел взглядом комнату. Странное дело, — мелькнуло вторично, — уже третий раз в плену. Именно третий, если считать тот первый раз, когда меня таскали свои же советские особисты. Тогда был еще жив Алексей, замученный позже в гестапо. Второй раз у Бромера — тогда с майором Граниным Павлом Даниловичем.