Гнев Несущего бурю (СИ) - Чайка Дмитрий

— Лишних денег в казне нет, — произнес Доримах, обращаясь к царице и ее сыну. — У меня учтено все до драхмы, царственные. Занять можно, конечно, но…

— Нужно будет, займем, — решительно ответила Креуса. — А пока я свои драгоценности отдам в казну, все ткани, медь и всю посуду. Поедим на глиняной. Я, когда за государя нашего замуж выходила, именно с такой и ела.

— И я отдам все, что есть, — решительно заявила Кассандра. — У меня немного своего добра, но я из храма приношения привезу. Богиня милостива. Она простит, если ее серебро на благое дело пойдет. На Сифнос корабль пошлем. Заберем все крохи, что из добычи есть, и все подношения Морскому богу. Если их нельзя использовать, чтобы нашего государя выкупить, то я и вовсе не знаю, для чего они нужны.

— И я отдам, все, что есть, — кивнул Абарис.

— И я, и я… — заявили остальные.

Только вот это все равно проблемы не решало. После тщательных подсчетов выяснилось, что наскребут таланта четыре. Как раз хватит, чтобы выкупить команды бирем.

— Если воинам не заплатить, недовольство пойдет, — прямо заявил Абарис. — Многие одним днем живут, от жалования до жалования. Все, что получают, несут в кабак и к девкам. Так и до грабежей недалеко.

— А если не заплатить рабочим на стройке, то они разнесут весь город, — задумчиво произнес Акамант. — Можно, конечно, все это проделать. Можно и купцов тряхнуть, да только боюсь я, урон государеву делу будет такой, что отмываться долго придется.

— Не выйдет, — коротко бросила Кассандра. — Самые богатые уже попрятали все и вывезли. Даже если пытать их начнем, получим крохи. А потом они разбегутся отсюда. Нет, купцов трогать нельзя.

Сиятельные погрузились в тоскливое молчание, в котором слышно было только злобное сопение Абариса и его же сдавленные ругательства. Раздался скрип двери, и Креуса, потемневшая от гнева, уставилась на Феано, которая вошла и поклонилась с самым почтительным видом.

— Да как ты посмела? — ледяным тоном спросила ее царица. — Кто позволил тебе войти сюда?

— Простите за дерзость, госпожа, — смиренно ответила Феано, опустив глаза к полу. — Нехорошие слухи по городу идут. С того корабля, с Родоса… Если правда, что государь наш в плену, то возьмите… вот… Я знаю, вам сейчас золото понадобится.

Все озадаченно уставились на ту, кто служил предметом зависти всех щеголих Энгоми. На ней сегодня нет ни привычной диадемы, усыпанной камнями, ни браслетов, ни перстней, ни драгоценных заколок. Она одета в льняной хитон, а волосы перехвачены синей лентой, как у зажиточной торговки. Все ее драгоценности лежали в резном ларце, который она поставила перед соперницей, которой когда-то проиграла вчистую.

— У меня ткани еще есть, — твердо посмотрела на всех Феано, — и ванна моя. Она из чистой меди сделана, и не меньше трех мин серебра стоит. Заберите все, госпожа. Господин наш говорит, что голыми мы приходим в этот мир, и голыми же уйдем. Что мне в побрякушках этих. Без нашего господина мы всего своего добра вмиг лишимся. Со всех сторон волки налетят, чтобы откусить кусок от его наследия.

Креуса, которая недоуменно смотрела на нее, вдруг отвернулась, чтобы смахнуть непрошеную слезу, пробежавшую по щеке. Тут все понимали, что не ее это роль, править при малолетнем сыне. Она неплохо управлялась с огромным хозяйством дворца, но, чтобы держать в узде буйных басилеев Пелопоннеса и архонтов островов, нужно нечто иное. То самое, чего у девятнадцатилетней царицы и в помине не было.

— Будет ли мне позволено услышать, как обстоят дела, и чего хотят эти люди? — смиренно произнесла Феано. — У меня ведь сердце разрывается от неизвестности. Еще раз простите за дерзость, госпожа.

— Акамант, прочитай это письмо еще раз, — равнодушно махнула рукой Креуса, которая почти уже пришла в себя. — Может, в этот раз услышим то, что хотим.

— Я, Эней, — в который раз за сегодня забубнил Акамант, — царь Алассии, Вилусы, Ахайи, Угарита, Милаванды и прочих земель, именем Морского бога клянусь, что ни я, ни потомство мое, ни жена моя с ее матерью, снохами, братьями, сестрами и их детьми, ни гекветы мои, ни писцы, ни слуги, никто из торгового люда и ни один из моих воинов не станет мстить царице Родоса Поликсо. Они не станут мстить и людям Родоса, их имуществу, полям и скоту. Они не станут мстить уважаемым вождям из Лукки… тут восемь имен… Им не мстит мой отец и мой брат. И не мстит их родня по женам, их друзья, воины и слуги. Им не мстят басилеи и воины Ахайи, Афин, Угарита, Милаванды и прочих земель, что кланяются престолу в Энгоми. Я не стану нанимать воинов в других странах. Я не стану подсылать к этим людям убийц и насылать на них порчу. Я не стану колдовать и молить богов, чтобы принести им зло. Не стану подговаривать никого из царей или вольных охотников, чтобы они свершили эту месть за меня. Я не стану искать путей, чтобы обойти эту клятву. Я не дам людей, оружия, кораблей, золота, меди, серебра и зерна тем, кто захочет воевать с ними. Ничего этого не станут делать ни моя жена, ни отец, ни брат, ни дети, ни те, кто служит мне или им.

— То есть отомстить мы не можем? — задумчиво произнесла Феано. Она, обладавшее необыкновенной памятью, запомнила все с первого раза и проговорила про себя, шевеля губами.

— Не можем, — хмуро ответил Абарис. — Никто их нас не может. Ни один из слуг. Ни один купец. Понимаешь! Никто! Ни один воин не имеет права оружие поднять. И нанять мы никого не можем. Нам родосцы и лукканцы могут теперь в лицо смеяться и грабить нас, торгуя без пошлин.

— Ну уж нет! — встряхнула Феано непослушной гривой волос. — Нельзя допустить такого, сиятельные. Если мы морским разбойникам платить будем, то Ахайя и Вилуса взбунтуются тут же. Для тамошней знати позор великий слабому владыке подчиняться. Мне ли не знать…

И Феано смутилась, поняв, что брякнула лишнее. Она старательно избегала воспоминаний о своем прошлом, похоронив их под ворохом новых вещей и впечатлений.

— Думаешь, мы сами этого не понимаем? — устало посмотрела на нее Кассандра. — Да только никто из нас не может им ничего сделать. Эта стерва всё до последней мелочи учла.

— Не всё, — усмехнулась вдруг Феано, блеснув ровным жемчугом зубов. — Да, из вас никто не может с Родосом войну развязать. Но ведь про меня в этом письме ничего не сказано. А я не царский слуга, не геквет и не воин. Я просто женщина дворца, живущая из милости у своего господина. Я сама найду денег, найму войско и возьму Родос.

— Но как? — глядя на нее выпученными глазами, спросил Абарис. — Мы ведь тебе даже советом помочь не имеем права. И обола ломаного не дадим.

— Я пока этого не знаю, — прикусила розовую губку Феано. — Но я обязательно что-нибудь придумаю. Великой Матерью клянусь, я этой суке сердце вырву. Знаете, как мне нашего господина и моей ванны жалко! До слез просто!

Она обвела взглядом Царский совет и прочитала в глазах присутствующих здесь людей немой вопрос: а на кой, собственно, тебе это понадобилось? Тебя ведь даже на ложе господин не берет. Неужели ты хочешь большего, никчемная приживалка?

Феано не стала развеивать их сомнения и скромнейше присела в уголке. Она понимала, что теперь ее никто и никогда не погонит отсюда. Она заслужила свое место.

Глава 17

Пару недель спустя. Сидон.

Рапану ненавидел этот город, хоть и был он лучшей гаванью на восточном берегу Великого моря. Слишком уж неприветлив он к чужакам, восприняв толику высокомерия у своих хозяев-египтян. Так поступает слуга богатого купца, считая себя выше, чем среднего достатка лавочник на соседнем рынке.Рапану помнил, как его едва не лишили здесь отцовского достояния, и сколько взяли в суде, чтобы вернуть то, что и так принадлежало ему. И как он жил здесь, перебиваясь ничтожными сделками, потому что никто не пустит чужака к серьезным делам. Они тут только для своих. Рапану с дрожью вспоминал, как считал оставшееся серебро, не зная, чем будет кормить огромную семью через пару месяцев. Ведь не только жены отца и сестры висели на его шее тяжелым камнем, но и слуги, и их жены и дети. Немыслимый позор для царского тамкара выгнать на улицу тех, чьи предки служили его семье поколениями. Боги покарают за такое нечестие.