Оторва. Книга пятая - Ортензия

Мы оба смотрели на это чудо удивлёнными глазами, пока из-за единственно обитаемого дома не выглянула старушка и стала зазывать нас в гости.
Устроила пир горой, жареная картошка, пироги, разносолье, котлеты, биточки, словно ждала в гости целую команду лыжников. И вдогонку наливочку на стол поставила янтарного цвета и болтала без умолку: «Кушайте гости дорогие, пейте, закусывайте. Только мало вас сегодня, лыжников, чай суббота, всё утро выглядываю, ан никого, вы первые».
Нас, конечно, заинтересовало, как старушка, а выглядела женщина лет на семьдесят с хвостиком, умудряется жить в глуши сама. Это ведь если плохо станет, никто не поможет и ни одна «Скорая» не пробьётся по сугробам.
Но больше всего Алана удивила сметана, да и я такую видела впервые. Большой прямоугольный брусок на тарелке. Мы решили, что сливочное масло и начали намазывать на хлеб, так бабулька сразу запричитала: «Да что ж вы так, ложкой, ложкой кушайте её».
Вот то была сметана.
Мои мысли были прерваны громким басом из открытых дверей подсобки:
— Марина, я ухожу. Передай Наташе, что сметану разбавлять не надо! Я её уже разбавила!
В проёме показалась откормленная до неприличных размеров голова, вероятно женская, с таким же платком, как на нашей провожатой.
Разглядев кучу народа, голова сказала: «Ой. А кто это такие?» — и скрылась, затворив за собой дверь.
Собственно говоря, сметану мне пробовать расхотелось, но Люся привередой не была и смолотила и свою и мою, пока я разглядывала надпись над дверью, где скрылась голова хряка, причём огромными буквами: «Мы к Коммунизму держим путь». А чуть ниже буковками поменьше: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».
Разглядывала и размышляла. Или я полная дура или вокруг меня толпа идиотов бегает. Это ведь реальный призыв вернуться к первобытно-общинному строю, в котором способности упадут в разы, а потребности возрастут многократно. И этого никто не понимает? Кто вообще придумывает подобные лозунги, да и кто захочет работать после таких воззваний? Тяп-ляп, типа мымры. Отдачи — голый ноль, а потребностей выше головы, если вспомнить её разговор с директором. А гонору! Или как старший лейтенант Мамочкин: на работу забил, детей настрогал и потребностей — мама не горюй. Утопия, иначе не назовёшь. К Коммунизму они путь держат. Я бы им рассказала, куда на самом деле ведёт этот путь, только сомнения брали, что захотят выслушать и не предадут анафеме.
Отвлеклась, увидев как мымра, вместе со стулом пересаживается от одного столика к другому, что-то шёпотом объясняя комсомольцам. Те дружно кивали, и она перебиралась к следующему.
Вот же сука. И носит же таких земля до глубокой старости.
Отвернулась, переводя взгляд через большое окно на улицу, и увидела ещё одну любопытную парочку. Наш водитель тыкал рукой в окна столовой и что-то объяснял чуваку лет тридцати с приличным пивным животиком. Была бы на его месте женщина, решила, что ей рожать как максимум завтра. А этому то, что нужно?
Закрыла глаза и подняла голову пытаясь скинуть напряжение, чтобы ни дай Бог не начать крыть всех матом, а тем более не устроить массовое побоище в замкнутом пространстве. Посчитала до тридцати и открыла глаза. Парочка испарилась, зато обнаружила напротив столовой продовольственный магазин, на ступеньках которого сидела бабушка с ведром и мгновенно подскочила. Ну а что, после такого обильного завтрака есть хотелось ещё больше, чем до него. Единственное что понравилось, сдобная булочка, которую в XXI веке в магазинах ни разу не видела.
— Что? — Люся подскочила вслед за мной.
— Магазин, — я кивнула на окно, — пока все доедают, давай сгоняем. Или ты наелась и будешь терпеть до обеда?
— У нас пряники есть, — попыталась опротестовать моё решение подружка, но я уже тащила её на улицу.
Пока мымра всех отвлекала от еды, мы вполне могли приобрести что-то более существенное, чем манная каша, разбавленная сметана и неприятная жёлтая жидкость, которую здесь называли чаем.
Бабушка обрадовано поднялась со ступенек нам встречу.
— Девочки, яблочки возьмёте? Ранние, сладкие, сочные. Всего лишь рубль. Не пожалеете.
Я вытянула из кармана два рубля и протянула Люсе.
— Возьми сколько получится, а я гляну в магазине, — и, шагнув в открытые двери, остановилась поморщившись.
Магазин был не совсем продовольственным. Слева на полках находился хлеб, несколько холодильников, а справа строительные материалы. Абзац. Полная антисанитария. Здесь хоть кто-нибудь слышал про Росподребнадзор? Или кто этим занимался в СССР?
Захотелось развернуться и уйти, но привлекли ящики с минеральной водой. Боржоми — 22 копейки, Нарзан — 20. Пока размышляла в чём взять бутылки, взгляд выхватил авоську. Три рубля, двадцать копеек! Вот эта сеточка дороже пятнадцати бутылок нарзана⁉ Видела в Москве месяц назад за 100 рублей, а за Боржоми платила 150, за одну бутылку. Взлохматила себе волосы, пытаясь сообразить — где я вообще нахожусь? В стране дураков?
Купила четыре бутылки и поплелась на выход, удерживая их за горлышко.
Люся стояла около бабушки с рублём в руках.
— Что? — спросила, потому как вид у девчонки был растерянный.
— Я заплатила, а куда их складывать и зачем тебе так много?
Много? Я глянула на яблоки. Не крупные, но штук шесть наверняка потянут на килограмм. И в чём проблема?
— Я спрашиваю, зачем нам ведро яблок? — спросила Люся, уставившись на меня.
— Ведро?
Бабушка закивала и посмурнела.
— Не будете брать?
Думала несколько секунд и твёрдо ответила:
— Будем.
И даже придумала, куда их пересыпать. Вернулась в магазин, в строительный отдел и около минуты втыкала на десятилитровые эмалированные вёдра. Два рубля. Как вообще возможно понять по каким критериям устанавливались цены в Советском союзе?
К автобусу подошли, когда все уже находились внутри, и сразу представила, как начнёт орать мымра.
С удивлением обнаружила на водительском месте беременного чувака. Неплохо было придумано, а в моё время оба водителя катались бы туда-сюда.
Поднялась по ступенькам, оглянулась на Люсю, которая корячила ведро с яблоками и замерла, почувствовав, что у меня глаза выпрыгнули на кончик носа.
Мымра держа мой рюкзак за днище, трусила его и мои новые вещи, аккуратно разложенные по пакетам, вывались на сиденья, скатывались на пол, а белая итальянская блузка лежала в проходе, и на рукаве чётко выделялся след от обуви.
На какое-то мгновение пелена застлала глаза, а потом словно кто-то выставил передо мной стекло и вылил на него полное ведро крови, которая медленно начала стекать под ноги. Я не ослепла, но все кто находился в автобусе, внезапно окрасились в красный цвет. Шагнула