Оторва. Книга пятая - Ортензия

— Сука!

Глава 12

Хрустнуло под ногами. Громко, с неприятным скрежетом. Что-то мокрое хлюпнуло на ноги, царапнуло, потекла струйка. Я остановилась, пытаясь прийти в себя, восстановить окружающие меня цвета. Глянула вниз. Красная дорожка от самого колена и капля, яркая, даже на смуглой коже была прекрасно видна. Наткнулась на белый носочек, и сдулась окрашивая ткань в алый цвет.

Обе бутылки Боржоми, расколовшись на мелкие осколки, были везде, куда не падал взгляд, будто и не две, а, по крайней мере, десяток. А вот тара Нарзана оказалась куда крепче, лежали обе среди битого стекла, но целехонькие.

Подняв одну, приложила горлышко к алюминиевому уголку полки расположенной над сиденьями и резко дёрнула бутылку вниз.

Крышка, пуская ребристыми, закруглёнными краями зайчики в разные стороны, взлетела вверх, зависла на мгновение под открытым люком и понеслась вниз. Упала, негромко звякнув об металлический край ступеньки, отскочила и покатилась по проходу.

Я приложила к внезапно пересохшим губам горлышко бутылки и теплая, невероятно противная вода заполнила рот выбросив в нос струю газа.

Поморщилась, но злость и желание крушить всё и вся отступила. Сделала ещё шаг и, подняв с пола блузку, глянула на пыльный отпечаток. Небольшой, явно от носка туфельки, как раз такие были на мымре, но вероятнее всего она в пылу не заметила этого, злобно вытряхивая всё из рюкзака. И что искала? Ведь не сумку маньяка и уж точно не его паспорт. Про это знала только я, а тогда что? Подняла завалившиеся между сиденьями два развернувшихся пакета с нижним бельём. Заглянула в рюкзак. Сумка маньяка, встав поперёк, не вывалилась и в кармашке зелёная паспортина лежала. И?

Аккуратно свернула бюстгальтер, складывая чашечки одну в другую и только тогда до ушей стали доходить звуки, которые в момент бессильной ярости внезапно пропали. Услышала негромкие смешки парней. Смешно им смотреть на нижнее бельё одноклассницы. Смешно. Потому что, Синицына, они дети. Самые обыкновенные дети и ты их должна воспринимать как детей, а не как угрозу. И смеются только мальчишки. Девчонки молчат, разглядывая то, что у тебя в руках с осуждением. Комсомолки ведь, идейные. В таком виде нельзя. Или с завистью. Во-первых, им сразу понятно, какая у тебя грудь, а у большей части активисток она никакая, разве что у блондинки, что сидела позади, добралась до твоих размеров из прошлой жизни. А во-вторых, тонкий прозрачный материал, красивый, сексуальный. Сразу представили, как я в нём выгляжу и как им хотелось бы выглядеть. А мальчишки — нет. Им пока смешно, они даже не представляют, что под этой упаковкой находится нечто упругое и желанное. Да они даже этих слов не знают. В пятом классе тебя каждый день дёргал за косы Гришка, фамилию позабыла, а в восьмом, смущаясь и краснея, признался в любви. Оказалось, он влюблён был ещё с третьего класса и своё неравнодушие показывал именно таким способом, дёргая за косы.

А этим мальчишкам по пятнадцать — шестнадцать лет. Им просто не повезло родиться в шестидесятых прошлого века. У них нет интернета, который мог бы подсказать, что можно делать с девчонкой на заднем ряду в кинотеатре. Они, вероятно, последнее целомудренное поколение, которое вырастет в этот мире. На их глазах будут разрушаться идеалы, погибнет огромная империя. Всё во что они сейчас верят, превратится в пепел. Настоящие, бравые парни, которые пройдут Афганистан, а потом две Чеченские. Но это будет потом, а пока они всего лишь дети, которые пытаются самоутвердиться, следуя лозунгам: быстрее, выше, сильнее, и верят, что ещё чуть-чуть и коммунизм победит на всей планете.

Всего 14 лет и ничего этого не будет.

— Ева, — голос Иннокентия Эдуардовича донёсся до меня словно из тумана.

Как голос ёжика, ищущего лошадку.

— Ева.

Подняла голову, встретившись взглядом с глазами НВПэшника. Мутными, обеспокоенными. Из-за его спины выглянула мымра, перепуганная, словно увидела во мне нечто ужасное. Или я и выглядела ужасно. Словно зомби, готовая сожрать её с потрохами.

— Зачем? — донёся издалека мой голос. Уверенный, спокойный. Уже оценила масштаб содеянного и успела взять себя в руки.

— Выбрось, — голос у Иннокентия Эдуардовича слегка дрогнул.

Выбросить? Мои вещи? Да они совсем охренели. Потрошили рюкзак, чтобы выбросить?

Опустила глаза, только сейчас обратив внимание на горлышко от бутылки, которую сжимала в руке, будто декоративную розу. Она, купаясь в лучах солнца, переливалась всеми цветами радуги и выглядела зловеще.

Зачем она у меня в руке? Раскрыла ладонь, и горлышко с глухим стуком упало на резиновый коврик.

Взяла в руки белую блузку и, развернув отпечаток туфли, так, чтобы Иннокентий Эдуардович увидел его, повторила:

— Зачем? Это новая вещь. Зачем разбрасывать и топтать чужие вещи?

— Потому что у тебя в рюкзаке вино и мы должны были пресечь распитие спиртных напитков, — мымра осмелев, после того как я выбросила розочку выступила вперёд.

Так это она её боялась. Что полосну ей по горлу? Совсем белены объелась? И Иннокентий Эдуардович так подумал?

Вернулась к вопросу пытаясь осмыслить.

— Что у меня в рюкзаке? — Мне показалось, что я ослышалась. — Вы вообще в своём уме?

— Есть свидетели, — ухмыльнулась мымра, — и видели как вы пили вдвоём.

— Ах, видели, — я кивнула, — отлично. Давайте поедем в медицинский центр. Пусть возьмут анализы. А то ваш голословный бред уже на уши давит. Напоминаете мне Колина Пауэлла, идиота, который тряс пробиркой в ООН, доказывая, что у Ирака есть ядерное оружие, а потом туда вторглись США и уничтожили несколько миллионов мирных жителей. Свидетели у неё есть. Ну так покажите мне этих свидетелей. Кто видел? Пусть встанет и заявит об этом прямо. И я смело назову его лжецом!

Я замолчала, увидев, что у Иннокентия Эдуардовича пошёл мозговой процесс. Вот же. Колин Пауэлл пока всего лишь зелёный юнец и у него ещё трясучка не выросла, а США ещё не вторгались в Ирак. И пока НВПэшник пытался сообразить, о чём это я вообще, громко заявила:

— Давайте, где водитель. Поехали к докторам, получим справку, а оттуда в милицию. Напишу заявление о порче вещей.

И сама обалдела от того что предложила. Пиво! Время распада в крови 0.5 литра пива у мужчин — 2 часа, а у женщин — 24. А в организме Бурундуковой, может быть, ещё сутки будет бродить. Почувствовала, как глаза заметались в разные стороны. Если сейчас все согласятся ехать и брать кровь на анализ — полный кринж.