Медведев. Книга 3. Княжество - Гоблин MeXXanik
— Как зовут?
— Жорка, — отрапортовал он, выпрямившись, будто от имени зависело его зачисление в кадеты.
— Ступай-ка ты, Жорка, к моему воеводе, — сказал я, глядя на него с тем выражением, которое обычно используют старшие, отправляя младших по важным делам. — И расскажи ему, что у вас тут происходит.
— А что у нас происходит? — искренне оторопел Жорка, будто понятие «событие» и рыбнадзор у него в голове до сих пор не пересекались.
— Вот и поведай обо всём, — подмигнул я с хитринкой, отлично зная, как Морозов относится к свежим местным сплетням. Особенно если они приправлены юношеским энтузиазмом и парой неподтверждённых фактов. — Скажи, что я тебя направил.
— Хорошо! — кивнул Жорка, явно обрадованный поручением, и тут же резво побежал к воротам, подпрыгивая на ходу, как мячик, которому придали ускорение.
Я поднялся по заскрипевшим ступеням. Сбоку от двери была прибита фанерная табличка с названием учреждения: «Имперское Ведомство речного и рыбного надзора». Ниже аккуратно от руки вывели часы работы и обеденный перерыв. На удивление, перерыв был обозначен чётко, не как в кассе редакции.
Я открыл дверь и шагнул внутрь, оказавшись в просторном холле.
Внутри здание было таким же непритязательным, как и снаружи. Полы были застелены широкими досками, пропитанными смолой. Пахли они соответственно: крепко, с намёком на лодочную мастерскую и терпкий чай из котелка.
Справа от порога высилась стойка, на которой красовался дисковый стационарный телефон. Рядом лежала ручка, привязанная верёвочкой ко вколоченному в доску гвоздю.
На тёмных, бревенчатых стенах висели чёрно-белые фотографии: мужчины в мундирах, суровые, с прямыми спинами и взглядами, полными достоинства. Видимо, бывшее начальство было грозное и усатое. Хотя у некоторых и усов не наблюдалось, но важными они все равно казались.
У стен стояли деревянные лавки для посетителей, явно сделанные из той же древесины, что и местные пирсы: крепкие, надёжные, хотя и чуть-чуть косые, явно сколоченные наспех. В дальнем углу скромно, но гордо высилась стопка старых вёдер, а рядом аккуратно были прислонены к стене метлы.
В холле толпилось несколько человек — все как на подбор в выцветших от времени рабочих куртках, штанах и резиновых сапогах, словно с утреннего улова сразу сюда, минуя даже мысль о переодевании. Разговор у них явно был в разгаре, но стоило мне войти, и за спиной с лёгким стоном захлопнулась дверь, как всё стихло.
Они обернулись почти одновременно, как по команде, и уставились на меня. По взглядам, сначала удивлённым, а потом внимательным, стало понятно, что они меня узнали. Не сговариваясь, дружно склонили головы в уважительном поклоне. И пусть их сапоги были ещё в речной грязи, но жест вышел торжественным.
— Добрый день, мастер Медведев, — робко подала голос коротко стриженная девушка. Я, признаться, поначалу принял её за парня: стройная, уверенная в себе, да и голос с хрипотцой. — Простите, нас не предупредили, что вы приедете с визитом…
Я улыбнулся:
— Считайте, визит неофициальный. Прибыл в частном порядке. Где у вас кабинет начальника?
— Идёмте за мной, ваше сиятельство, — отозвался один из работников, мужчина с суровым лицом и мозолистыми руками.
Он повернулся и направился через холл. Подошвы его сапог с гулким «топ-топ» встречались с досками, и этот звук эхом разносился по помещению. Я последовал за ним.
Кабинет начальника оказался на втором этаже. Мой провожатый остановился у двери с облупившейся краской и потёртой ручкой. На табличке было написано черной краской: «Руководитель княжеского управления по рыболовству Роман Иванович Курносов». Складывалось ощущение, что табличка пережила уже не одного руководителя.
Мужчина трижды стукнул в створку, и дождавшись приглушённого «Войдите», распахнул дверь, пропуская меня вперёд, словно на торжественное вручение ведра.
— Спасибо, — кивнул я и шагнул внутрь.
Кабинет встретил меня скромностью, доведённой почти до монашества. Из мебели тут были пара стульев из разных гарнитуров, простой стол, и шкаф, набитый папками, которые, казалось, уже начали срастаться с полками. На стене, справа от стола, висела старая, потертая карта княжества, на которой были аккуратно нанесены пятна водоёмов: крупные, мелкие, явно пересохшие и полноводные большие.
Пол покрывал выцветший ковёр, потертый до такой степени, что местами рисунок мог угадываться разве что по памяти. Окно прикрывала тонкая штора, некогда скорее всего зеленая, но теперь украшенная солидным выгоревшим пятном по центру. Словно будто само солнце пыталось выжечь на ней своё личное клеймо. Всё помещение дышало практичностью, никакого лоска, ни капли показухи.
Напротив входа, у окна, стоял аккуратный стол из светлого дерева. На столешнице скромно разместился канцелярский набор из серого пластика: подставка под ручки, лоток для бумаг, и стоявший особняком стационарный телефон с пожелтевшими от времени кнопками. В углу стола, будто нерешительно приютившись, лежала стопка картонных папок. По всей видимости, это были «дела в производстве», или, как минимум, в длительном обдумывании.
За столом сидел мужчина лет тридцати, в голубой форменной рубашке, с короткой стрижкой и серьезным лицом. Кожа у него была загорелая, обветренная, будто на свежем воздухе он проводил не только рабочие часы, но и личную жизнь. Брови и ресницы выгорели на солнце до того самого оттенка, который наверняка встречается у людей, знающих цену утреннему туману и вечернему клеву.
Заметив, что я вошёл, он тут же вскочил и нервно поклонился:
— Ваше сиятельство… Какими судьбами…
— Добрый день, — ответил я, проходя к столу. — Приехал познакомиться.
Мужчина провёл рукой по голове, словно пытался пригладить волосы, которых и без того было немного. Жест вышел нервным, но старательным.
— Присаживайтесь, Николай Арсентьевич. Могу вам вскипятить чаю…
Он шагнул к подоконнику, где стоял старый потертый электрический чайник.
— Не извольте беспокоиться, — мягко остановил я хозяина кабинета, усаживаясь на предложенный стул. — Мне говорили, что вы не часто бываете на воздухе. Но судя по вашему загару… — я многозначительно взглянул на выгоревшие брови собеседника.
Мужчина вспыхнул так, будто его только что опалили кипятком. Щёки моментально пошли краской, уши подхватили.
— Простите, Николай Арсентьевич, — пробормотал он, выпрямляясь в кресле. — Не хотел вводить вас в заблуждение… Но я не Курносов. Роман Иванович приболел. Вот я за него… Заместитель я его. Андрей Михайлович Лаптев.
Я кивнул, огляделся по сторонам. В углу стояли резиновые сапоги с въевшейся непросохшей грязью: такой, что даже самая преданная губка отказалась бы иметь с ней дело. Рядом висела куртка, накинутая за петлю на вбитый в
