Гюстав Курбе - Герстл Мак
Курбе провел в Сентонже десять месяцев, усердно занимаясь живописью и общаясь с множеством новых и родственных ему по духу друзей. Как всегда, он был душой общества и центром внимания. «Он был заласканным, избалованным и любимым гостем, — писал Кастаньяри. — Его простота, отсутствие аффектации, приветливость очаровывали всех… Посетители толпами стекались в Рошмон. Они приезжали посмотреть на знаменитого художника за работой. Он писал радостно»[242]. Теодор Дюре, молодой кузен Бодри, будущий художественный критик и биограф живописца, не раз наезжал в Сент во время пребывания там Курбе и составил себе на основе этих и последующих встреч с ним представление о деятельном характере художника. «В Сенте Курбе целиком посвящал себя искусству, буквально растворяясь в природе; простой, веселый человек, он был на дружеской ноге с другими художниками и с соседями. В Париже, напротив, сочетал в себе художника с вождем реалистической школы, политиком, социалистом, он был вынужден принимать позы, писать и разглагольствовать ради дешевой популярности. Великий человек в своей сфере, некомпетентный в сфере политики»[243].
В числе художников, собиравшихся вокруг Курбе в Сентонже, были Луи Огюстен Оген, пейзажист и ученик Коро; эльзасский портретист и акварелист Ипполит Прадель; Арнольд, скульптор, который «в полной мере обладал наивностью средневековых художников и карандаш которого создавал смиреннейшие по духу произведения. Он чаще работал в церквах и на кладбищах, чем в частных домах города»[244]. Прадель и Оген жили в Порт-Берто, соседней деревне на Шаранте, и Курбе ездил туда и обратно так часто, что, когда он в конце концов покинул Рошмон, его хозяину вручили за наем экипажа счет на сумму в тысячу двести франков.
В августе в Сент на две недели приехал Коро, возобновивший знакомство с Курбе. Однажды оба художника развлекались тем, что писали одну и ту же сцену — вид на отдаленный Сент с поля, что почти у самой дороги на Сен-Жан д’Анжели. «Они писали на маленьких холстах одинакового размера и условились закончить работу в одно и то же время, — сообщал Дюре. — Некоторые из нас, их друзей, наблюдали за ними. Они сидели поблизости друг от друга на таком расстоянии, чтобы не видеть работы соперника и в то же время иметь возможность переговариваться и участвовать в разговорах зрителей. В картине, которую писал Коро… он изобразил на первом плане фигуру пишущего Курбе»[245]. Маленький пейзаж Коро находится сейчас в Льежском музее; свой Курбе подарил или продал Бодри.
Присутствие зрителей никогда не мешало Курбе работать. Кастаньяри пишет, что в Рошмоне «за работой он курил, болтал, рассказывал разные истории, раскатисто хохотал, брал отдельные ноты или распевал куплеты собственного сочинения. Рука у него была настолько ловкая и уверенная, что он создавал очень много, хотя работал только после полудня и всего несколько часов. Но если Курбе не дремал за мольбертом, то еще меньше он дремал за столом. Завтраки были долгими, обеды нескончаемыми. Веселье и шутки вперемежку с серьезными беседами оживляли их. Говорили о политике, литературе, философии, поносили Империю, что было тогда излюбленной темой всей мыслящей Франции. После кофе мы курили трубки и сигары, пили страсбургское пиво… Оген разглагольствовал на диалекте, Курбе пел свой репертуар»[246].
В то лето Курбе был почетным гостем на многих празднествах. 12 августа Бодри пригласил своих друзей на большой прием в Рошмоне. Четыре дня спустя в Пор-Берто был устроен грандиозный праздник в честь Курбе, Праделя и Огена. Торжество началось в субботу вечером и длилось все воскресенье; поговаривали, что на нем присутствовало до тысячи человек. Курбе хвастливо писал Кастаньяри, по-видимому, не принимавшему участия в празднике: «Дамы из Пор-Берто триумфально провезли меня перед двумя тысячами человек… Торжества продлятся все завтрашнее воскресенье… приглашенные из Сента приедут на пароходе; концерт, фейерверк, танцы на площади Курбе [главная площадь Пор-Берто, неофициально переименованная так друзьями художника, чтобы ему польстить]»[247]. 31 августа Бодри дал еще более изысканный прием в саду замка, затмивший все предшествовавшие торжества. Кастаньяри назвал его пантагрюэлевским. «Сады Рошмона были иллюминированы. Тысячи лампионов и фонариков из цветного стекла… освещали дорожки… В окнах сверкали разноцветные огни… Число гостей было огромно — видимо, несколько тысяч человек… Танцевали под оркестр из сорока музыкантов. Танцы продолжались всю ночь»[248]. Поскольку эти места находятся в центре округа Коньяк, само собой разумеется, что такие празднества не обходились без огромных бочек крепкого одноименного напитка. Однажды Курбе с несколькими веселыми спутниками, обильно угостившись устрицами, которые они запивали белым вином, решили прокатиться на лодке вниз по Шаранте и освежить голову. Некоторое время они усердно гребли, как вдруг их остановил громкий хохот Курбе: он только что заметил, что лодка накрепко привязана к причалу.
Пребывание Курбе в Сентонже сопровождалось рядом кратковременных любовных связей, аналогичных его похождениям в Монпелье восемь лет назад, хотя нет никаких свидетельств о том, что эти дамы с запада Франции столь же часто томились в кутузках, как их средиземноморские сестры. Одной из них была некая г-жа Боро из Сента, два портрета которой написаны Курбе: на первом она изображена в простом черном платье, на втором — в модном туалете с букетом цветов. Другой любовницей Курбе (а может быть, той же самой, поскольку подробности этих связей мало известны) была владелица местной гостиницы. В письме, описывающем праздник в Пор-Берто, Курбе сообщал Кастаньяри: «Я влюблен в замечательную женщину, обеспечившую мой
