Роковые женщины Серебряного века. По материалам судебных процессов - Лев Яковлевич Лурье

Отъезд О. Штейн из тюрьмы. Иллюстрация из газеты

ВТОРОЙ СУД

Суд над выданной России Ольгой фон Штейн начался в 12 часов 4 декабря 1908 года. Народа в этот раз в зале было меньше, чем на первом процессе.

Штейн провела все заседания на скамье подсудимых в сопровождении двух конвоиров. Скромное шелковое черное платье, такие же длинные перчатки. Подведенные глаза скромно опущены, взор полон муки. Рядом — двое других подсудимых — белый как лунь старик фон Дейч и секретарь главной обвиняемой Малыгин. В обвинительном акте те же подлоги и невозвращенные долги, что и в предыдущем.

Ольга Григорьевна решила купить снисхождение предательством соучастников: она передала в руки следствия записи, сделанные для нее Пергаментом при устройстве побега. Штейн показала, что о побеге знали и двое других адвокатов, а также дала показания в отношении присяжных поверенных Леонтия Базунова и Григория Аронсона. Против депутата Думы Осипа Пергамента по требованию руководства думских фракций начали парламентское расследование.

Допрашивают свидетелей, появляются новые детали. Присяжный поверенный Гордон по просьбе Штейн хранил ее обстановку, которую иначе описали бы и конфисковали по судебному иску. Штейн не давала ему покоя и требовала то одних то других услуг. Однажды, чтобы отвязаться от нее, присяжный поверенный даже отдал ей свои золотые часы, которые Штейн тут же заложила в ломбард, более часов он не видел.

Жена инженера Сарен сравнивает Штейн с Фаустом, а фон Дейча с Маграритой. Он был влюблен в нее до безумия. Свидетельница сама видела сквозь дверную щелку, как они целуются и обнимаются.

Жена фон Дейча, рассказывает, что он, прекрасный муж, отец двух детей, полностью изменился после знакомства со Штейн, забрал все деньги — 30 тысяч рублей — у семьи и отдал своей возлюбленной.

Нотариус Сахар показывает, как по просьбе директора страхового общества Амбургера постепенно расплачивался с должниками Штейн его деньгами. А другой свидетель показал: «Я знаю Дейча много лет. Это был честнейший человек и директор банка. В деньгах он никогда не нуждался. Но судьба свела его с госпожой Штейн, и Дейч покатился в бездну. Он стал нуждаться, всюду занимать деньги, и все чужие деньги нес к этой женщине, оставаясь сам нищим».

Петербургский окружной суд приговорил Ольгу Штейн к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к тюремному заключению на 1 год и 4 месяца, каковой приговор и вошел затем в законную силу.

Относительная мягкость приговора объяснялась тем, что договор между США и Россией не предусматривал выдачу аферистов, в связи с чем со Штейн были сняты обвинения в мошенничестве, ее судили только за растрату залогов и подделку писем из государственного банка, русского посольства во Франции и страхового общества. Большую часть долгов к этому времени уже выплатил Амбургер. Фон Дейча и Малыгина оправдали.

Приговор Ольга восприняла гораздо спокойнее, чем другое известие: Шульц бросил ее. Он не отвечал на письма и, освободившись из тюрьмы, вышел в отставку и уехал во Владивосток капитаном торгового судна.

Юристов Аронсона и Базунова также оправдали. Шульца признали виновным, но действовавшим в состоянии умоисступления и потому не подлежащим наказанию.

СУД НАД АДВОКАТАМИ

Среди жертв Ольги Штейн не только, те, кто добивался справедливости в суде. В 1908 году, еще до ее ареста в Америке, умирает заплативший за нее огромную сумму должникам шурин Александр Амбургер; разорен, лишился статуса присяжного поверенного Федор фон Дейч. Решался вопрос о привлечении депутата Пергамента к уголовной ответственности за соучастие в виде «попустительства» и «укрывательства»; статья 1681 — присвоение и растрата чужого имущества; статья 234 — служебный подлог. Пергамента могли лишить депутатской неприкосновенности, а коллегия присяжных поверенных — придать суду чести и лишить права заниматься адвокатурой.

На другой день после предъявления ему обвинения Пергамент совершил попытку самоубийства. 16 мая 1909 года он умер, скорее всего, отравился морфием. «Петербургская газета»: «Приехавшие врачи нашли его почти без сознания и, несмотря на все принятые меры, не могли вернуть его к жизни. Он умер, не приходя в сознание. Какая причина этой странной смерти — говорят разно. Иные приписывают её самоубийству, а именно отравлению, имевшему место еще в пятницу. Яд покойный, как говорят, носил всегда при себе. Другие — нервному потрясению, происшедшему от неожиданно полученного известия, подействовавшего на него угнетающим образом и приведшего к разрыву сердца».

Процесс по делу адвокатов Г. С. Аронсона и Л. А. Базу-нова проходил в Петербургском окружном суде в феврале 1910 года. Они вместе с Е. А. Шульцем обвинялись в том, что склоняли Ольгу Штейн скрыться от суда и угрожавшего ей наказания и способствовали ей в осуществлении побега.

Ведь на допросе по возвращении из Америки Штейн объяснила, что будто бы бежать за границу от суда уговорили ее адвокаты, Пергамент, Базунов и Аронсон, и содействовал побегу ее возлюбленный — бывший корабельный инженер Е. Шульц.

Шульц подтвердил оговор Ольги Штейн, в результате все ее бывшие защитники превратились в обвиняемых. Пергамент умер. Перед судом предстали Л. А. Базунов и Г. С. Аронсон, а также и Шульц как соучастник в подготовке побега.

Защитниками выступали: присяжный поверенный Казаринов (за Базунова), Бобрищев-Пушкин (за Аронсона) и член Государственной думы Замысловский (за Шульца). Обвинение поддерживал товарищ прокурора Савич.

Георгий Замысловский, депутат III Думы, член «Союза русского народа», автор книги «Умученные от жидов» не случайно вызвался защищать Шульца — главной его целью стала компрометация репутации покойного Осипа Пергамента: следовало показать, что этот либерал на самом деле деле за деньги был готов помогать даже такой мерзавке, как Штейн. Процесс превращался в политический. Недаром московское «Русское слово» послало в Петербург судебным корреспондентом лучшего русского фельетониста Власа Дорошевича.

Дорошевич знал и любил Пергамента, но считал, что взявшись защищать Штейн, тот проявил неосторожность: «Прежде всего большой ошибкой было со стороны члена Государственной думы взяться за Дело Штейн.

Штейн — старая, заведомая мошенница и шантажистка. Старая, безобразная и отвратительная баба.

Шульц — ее сподвижник. Сам Пергамент характеризовал его: "Сидеть на скамье подсудимых рядом с сутенером!" Мальчишка, идиот, без памяти от старой бабы — вероятно, по той же грязной подкладке извращенности.

Неосторожность… Простительная, конечно, человеку. Непростительная политическому деятелю… Но сколько бы вы ни приводили себе этих адвокатских софизмов, все-таки что-то в глубине вашей души говорит:

— Не стоило быть депутатом Государственной думы… Лидером самой просвещенной партии… Пергаментом… чтобы выступать защитником Ольги Штейн!

От которой отказались все знаменитости, к кому она ни обращалась. Ведь