Роковые женщины Серебряного века. По материалам судебных процессов - Лев Яковлевич Лурье

Лурье Л. Я.

Роковые женщины Серебряного века. По материалам судебных процессов

Введение

Русские Цирцеи

В 1883 году на 11-й выставке Товарищества передвижников Иван Крамской выставил женский портрет под названием «Неизвестная». Картина вызвала сенсацию. Брюнетка лет двадцати-тридцати в двухместном открытом экипаже на Аничкову мосту. Шляпа «Франциск», отделанная белыми легкими перьями, «шведские» перчатки тончайшей кожи, пальто «Скобелев», украшенное собольим мехом и синими атласными лентами, муфта, золотой браслет. «Кокотка в коляске» — назвал работу Крамского самый авторитетный тогда критик Василий Стасов. Картина вызвала сенсацию не только из-за своих художественных достоинств. Русские зрители обрели один из важнейших символов двух последних царствований — дама полусвета как предмет демонстративного потребления. Кокотка — часть аристократического ландшафта общества, неуклонно движущегося к краху.

В начале XX века казалось, императорская Россия будет существовать вечно. 47-летний Владимир Ленин в январе 1917 года говорил молодым швейцарским социал-демократам: «Революция, конечно, произойдет, но не на глазах моего поколения». И вдруг все рассыпалось мгновенно и, как оказалось, окончательно.

Один из признаков угасания старого режима — ослабление воли правящей элиты. Серебряный век стал для России временем нерешительных мужчин и роковых женщин.

ОТ ДОЛОХОВА К ВОРОБЬЯНИНОВУ

Предки тех, кто правил Россией в начале XX века — петровские гвардейские сержанты, вожаки гвардейских переворотов, боевые офицеры, входившие с боями в Берлин, Варшаву и Париж. Они завоевывали свое положение в обществе храбростью, умом, коварством, талантом.

Вплоть до воцарения Николая I интеллектуальная элита — интегральная часть властной. Среди тех, кто прошел войну с Наполеоном, были не только Скалозуб и Анатоль Кура-гин, но и Андрей Болконский, Пьер Безухов, Александр Чацкий. Поражение декабристов задало другой тренд. Ставка на послушных отталкивала ярких людей от власти.

Печориных вытесняют Максимы Максимычи. Отец и сын Турбины в толстовских «Двух гусарах» — прекрасная модель начавшегося «старения», деградации имперской элиты. Да и Алексей Вронский и Стива Облонский несравнимы с Долоховым, Денисовым, да даже с Николаем Ростовым из «Войны и мира».

Светский петербуржец начала царствования Александра II, согласно Ивану Панаеву, рассуждает так: «Я живу как все порядочные люди: у меня мебели Гамбса, ковер на лестнице, лакей в штиблетах и в гербовой ливрее, банан за диваном, английские кипсеки[1] на столе и проч. Петербург удовлетворяет меня совершенно: в нем итальянская опера, отличный балет, французский театр (в русский театр я не хожу и русских книг не читаю), дамы с камелиями, которые при встрече со мною, улыбаются и дружески кивают мне головою. Я на ты со всеми порядочными людьми в Петербурге: об остальных я мало забочусь. Я счастлив. Чего же мне больше?.. Людей, так думающих, такого рода счастливцев, в Петербурге множество».

Попытки понять и найти пути, как обустроить Россию, теперь дело интеллигенции, которой пути наверх, в правящие сферы, заказан. Ее поневоле загоняют в оппозицию. Харизматики из интеллигенции могли только ненавидеть власть, бороться с ней. Никаких политических перспектив внутри системы не имели и предприниматели, пролетарии, крестьяне. Настроения, ведшие к революции, бунту, не имели выхода, кроме страшного насилия, которое и завершило Серебряный век.

Мудрый монархист Василий Розанов напишет об идоле оппозиционной интеллигенции Николае Чернышевском: «Конечно, не использовать такую кипучую энергию, как у Чернышевского, для государственного строительства — было преступлением, граничащим со злодеянием. С самого Петра (1-го) мы не наблюдаем еще натуры, у которой каждый час бы дышал, каждая минута жила, и каждый шаг обвеян "заботой об отечестве"… Каким образом наш вялый, безжизненный, не знающий, где найти "энергий" и "работников", государственный механизм не воспользовался этой "паровой машиной" или, вернее, "электрическим двигателем" — непостижимо. Это — Дизраэли, которого так и не допустили бы пойти дальше "романиста", или Бисмарк, которого за дуэли со студентами обрекли бы на всю жизнь "драться на рапирах" и "запретили куда-нибудь принимать на службу". Черт знает что: рок, судьба, и не столько его, сколько России».

Правящий класс перестал быть хищным и модным. Поместное дворянство — Гаев, Иванов, дядя Ваня, герои Алексея Толстого и Ивана Бунина — лишены воли не то что к власти — к жизни. Это мужчины, остающиеся детьми и в старости.

ОБЫЧАИ ИЛИ «ПОНЯТИЯ»

«Большой свет» начала XX века — несколько сотен людей, определяющих политический курс страны. Конечно, есть политические партии, Дума, Совет министров, владельцы огромных имений, шахт и заводов, известные всей стране писатели, профессура, публицисты. Есть митрополиты и епископы. Царю служат тысячи офицеров, столичных и провинциальных чиновников. Ну и, наконец, многомиллионный простой народ — крестьяне, рабочие, ремесленники, лавочники…

Но правила, по которым живут эти миллионы людей, определяют не законодательные учреждения.

Со времен Анны Карениной немногое изменилось: «Петербургский высший круг, собственно, один; все знают друг друга, даже ездят друг к другу. Но в этом большом круге есть свои подразделения. Анна Аркадьевна Каренина имела друзей и тесные связи в трех различных кругах. Один крут был служебный, официальный круг ее мужа, состоявший из его сослуживцев и подчиненных, самым разнообразным и прихотливым образом связанных и разъединенных в общественных условиях. Другой близкий Анне кружок — это был тот, через который Алексей Александрович сделал свою карьеру. Это был кружок старых, некрасивых, добродетельных и набожных женщин и умных, ученых, честолюбивых мужчин. Третий крут, наконец, где она имела связи, был собственно свет, — свет балов, обедов, блестящих туалетов, свет, державшийся одною рукой за двор, чтобы не спуститься до полусвета, который члены этого круга думали, что презирали, но с которым вкусы у него были не только сходные, но одни и те же».

На государя влияют только те, кто входит в замкнутое общество, связанное родственными и служебными отношениями. Великие князья, титулованное дворянство, выпускники Пажеского корпуса, Императорского лицея, Училища правоведения и Николаевского кавалерийского училища. После императорской четы главное место в светской иерархии занимают вдовствующая императрица и «малые дворы». У каждого «малого двора» — городская и загородная резиденции, полное государственное содержание.

«Высший свет» формально состоял из лиц, имевших право на представление императорам. В него входили военные и гражданские чины первых четырех классов; полковники, командующие отдельными гвардейскими частями; супруги, вдовы и дочери особ первых четырех классов; супруги лиц, состоящих в звании камергеров и камер-юнкеров; супруги церемониймейстеров; дамы, бывшие фрейлинами, «каких бы чинов мужья их ни были, когда получат на это, по особым