Хороший, плохой, неуловимый - Николай Иванович Леонов
— У меня мало времени, — предупредила она, — дети Юли, мои крестники, живут у меня. Я оставила их в парке приключений в торговом центре.
Жанна указала рукой на застекленное здание, которое виднелось в окне перед их столиком.
— Как они перенесли случившееся?
— Дети? Смерть матери? — Одна из ее закругленных бровей, подчеркивавших черты лица, удивленно выгнулась. — Предсказуемо. Или вы их тоже в чем‐то подозреваете?
— У меня пока нет подозреваемых, — солгал Гуров. — Я только проявил участие, — спокойно добавил он. — Кто теперь будет заботиться о них?
— Приедут Юлины родители из Аткарска. Это в Саратовской области. И поселятся наконец в ее квартире. — Жанна сделала глоток воды с лимоном. — Она давно их ждала. Без них ей казалось, что «остров» необитаем. — Она отвернулась к окну, будто это могло скрыть от Гурова болезненную гримасу ревности на ее лице.
Однако сыщик разделял ее чувство. Один из итальянских шеф‐поваров, увидевший его жену Марию на театральных подмостках, подарил ей после спектакля ключи от апартаментов в этом элитном жилом комплексе. Маша, разумеется, от такого подарка отказалась наотрез, но мужу, смеясь, рассказала о безумстве поклонника. Гуров лично ездил в ресторан Gusto на Арбате, чтобы посмотреть в глаза наглецу.
Если Юлия Юнг растила двух сыновей‐подростков и маленькую дочь на «острове», как говорили его жители, из ее окон была видна река и заповедник Москворецкого природного парка. Круговая панорама глубоких вод превращала дом в сказочную крепость, а круглосуточная охрана, состоявшая из бывших сотрудников правоохранительных органов, делала ее неприступной. Возможно, поэтому убийца напал на Юлию не у квартиры, а в подземном паркинге офисного здания, где она снимала кабинет с дорогой кофемашиной, тяжелыми креслами и классической кушеткой, обтянутой благородной шоколадной кожей, на фоне обоев с переплетенными листьями, символизирующими жизнь на картине «Помни о смерти» Фриды Кало.
Похититель увез женщину в лес, где избил железным прутом, изнасиловал и выстегал найденной веткой. Причиной смерти Юлии стали множественные черепно‐мозговые травмы. Поза, в которой убийца оставил жертву, и ветка, введенная в ее тело, говорили о желании унизить психолога. Значит, хищника связывало с ней что‐то очень личное.
— Почему именно вы опознавали Юлию в морге? — спросил Гуров.
Жанна замерла со стаканом в руке:
— Простите?.. А! Конечно. Вас интересует, почему я, а не муж?
Гуров кивнул.
— Ленька давно не в Москве.
— Но если верить соцсетям, Леонид Чешев…
При упоминании настоящей фамилии подруги Грекова вздрогнула.
— Если верить соцсетям, — она выдавила горький смешок, — Москва — это страна розовых пони, где каждого приезжего ждет успех.
— Юлия приехала из Саратова, — сказал Гуров, — и купила квартиру на зеленом острове в пятнадцати минутах от центра столицы. — По его мнению, если это не назвать успехом, тогда чем же? Сам он, коренной москвич, посвятивший всю свою жизнь почетной службе в уголовном розыске, такое жилье себе позволить не может. Даже если бы и захотел. А провинциальная девица — смогла. Впрочем, сыщику вообще несвойственно было такое чувство, как зависть. А уж теперь и человек, куда менее спокойно относящийся к чужим успехам, не смог бы ей позавидовать.
Жанна криво улыбнулась:
— Она многим жертвовала. И знала, что всю жизнь будет работать без остановки. И жить в этом городе без поддержки. С тремя детьми. Со стороны это выглядело как насмешка судьбы. За Юлькино трепетное отношение к людям, готовность понимать и прощать, которым она не могла сопротивляться. Юля была человеком системы «Чип и Дейл»: всем помочь, обогреть, накормить, напоить, баиньки уложить.
— Похоже, ей это нравилось. А в чем жертва?
— Например, в понимании, что звездный муж никогда не будет верным, любящим, преданным. Или хотя бы рядом.
— А Леонид Чешев — звезда?
— В своем роде, — продолжила она спокойнее. — Ленька — инструктор по йоге и серфингу. Почти безвылазно живет в бунгало на берегу Пуэрто-Эскондидо последние пять лет.
— Столько зарабатывает, что может себе позволить недвижимость неподалеку от самых дорогих мексиканских пляжей? — удивился полковник.
Гуров вспомнил, как был там на годовщину свадьбы с Марией. Каждый день они ходили на уединенный пляж с белым песком в живописной бухте, укрытый густым тропическим лесом от пульсировавшего в двух шагах душного центра города. Это жена придумала сбежать из Москвы в начале мая, когда волны, поднятые хищными ветрами у острых скал Пуэрто-Эскондидо, так высоки, что встать на доску решаются только опытные серфингисты.
Грекова спрыснула его ностальгию кислым скепсисом:
— Ленька — красавец, но жиголо. Тренирует богатых старух, которым надоели их лежащие на ИВЛ старики. Секс‐услуги входят в прайс. — Она сморщилась. — Юля просто любила его очень. Мазохистски находила прелесть в его нарциссизме. Позволяла приезжать изредка, чтобы пройтись по Москве с детьми и потом выкладывать фото в соцсетях, будто за разные дни. Отец года, че?
Гуров кивнул.
— Значит, конфликтов между ними не было? — уточнил он без особой надежды выудить у женщины хоть сколько‐нибудь ценную информацию.
— Очень зря, — категорично заявила его собеседница.
— А был тот, с кем Юлия не ладила? Кого опасалась? Из пациентов, может быть? Среди ее клиентов был сын дипломата с дурными наклонностями, сотрудник морга со странными фантазиями, мужчины с эдиповым комплексом… Она что‐то говорила о них?
— Нет. Но в своей работе Юля была готова ко всему. Разве что…
Она явно раздумывала, стоит ли говорить.
— Сейчас все важно, — сказал Гуров, и Жанна несмело продолжила:
— Она сказала, что готовится начать проект о серийном убийце, чтобы мягко подвести подписчиков к разгадке, кто он…
— Речь о каком‐то медийном лице?
Жанна покачала головой. Ее лицо стало задумчивым и прекрасным.
— Юля намекала на это. Однажды упомянула, что теперь много думает о прошлом. И что ошибка, совершенная ею тогда, стоила жизни многим. Но по‐другому быть не могло. Ведь у нее было мало опыта.
— Не знаете, где ваша подруга могла хранить материалы по этому проекту?
— Все, что она еще не прислала для публикации, должно быть у нее на компе, в облаке. И еще у нее было что‐то вроде тайника у Ленькиных родителей на даче. Она хранила там книги, старые журналы, записи давних консультаций. Даже конспекты университетских лекций. У нее был каллиграфический почерк. Рука не поднималась выбрасывать. И потом, — Жанна
