Хороший, плохой, неуловимый - Николай Иванович Леонов
— Так‐так…
— Местные коллеги утверждают, что сердечный приступ случился под сильным впечатлением от курса массажей, сделанных местным доктором‐мачо. К нему там из статусных пенсионерок очередь.
— Еще бы! Понимаю их. — Орлов потер спину и осекся. — Ну, в плане остеопатии. — Настал черед подчиненных сдержать смех. — В доме «Известий» храбрый портняжка живет, говоришь?
— Кутузовский проспект — он такой, да.
— Александру Твардовскому, который там жил, поди, и не снилось, что соседу по дому о старушках грезится.
— Никому не снилось. Особенно в сочетании с экскориационным расстройством.
— Это что за зверь? — недоумевающе спросил Орлов.
— Человек навязчиво ковыряет кожу вплоть до гнойников и шрамов. Чаще всего на лице. Так что дипломатический юноша со своей физиономией не всегда дипломатичен.
— Ладно. Поговорите с ним осторожно. Проверьте алиби. Кто‐то еще занятный среди клиентов звездной психологини есть?
— А как же! Денис Павлович Кучеренко. Двадцать два года из проведенных сорока на планете санитар из морга, который воображает себя коллегой из викторианского Лондона, сыном погибшего моряка и нищей прачки…
— Не вижу в этом ничего плохого.
— Его кумир надругался над пятьюдесятью трупами ангелоподобных блондинок во время дежурств в морге при госпитале Святой Виктории. Свои укусы в момент экстаза маскировал, накладывая неуклюжие швы…
— Спасибо за эти подробности! — от души поблагодарил Орлов и позвонил своей преданной секретарше. — Верочка! Обед отменяется. Пропал аппетит… А откуда, — он брезгливо сморщился, глядя на фото Кучеренко, — у такого создания деньги на визиты к Юнг? Она брала за часовую беседу бюджет обеспеченной провинциальной семьи.
— Сразу видно, вы никого не хоронили давно, — упрекнул Крячко.
— Сплюнь! — Начальник постучал по дереву. — А что?
— А то. Что санитары в морге получают солидные деньги от похоронных агентств. Там на самом деле все в доле. От врача «Скорой помощи», сообщившего о новопреставленном, до санитарки, которая обмывает перед выдачей.
— Какой‐то новый мир!..
— Загробный, — фыркнул Гуров.
— Ну и шутки у тебя, Гуров! Ладно! Вы все же проверьте, не шантажировал ли Юлию Юнг ваш любитель истории. Может, оказал ей когда‐то посильную помощь? Документы о вскрытии подделал или еще что. Ну и проверяйте постепенно ее самых подозрительных клиентов. Весь этот, — он с презрением кивнул на фото, — парад парафилий. Особенно тех, кто был недоволен консультациями, фанател от женщин типажа Юлии или намеренно ее выбрал, потому что маму напомнила. Есть там такие?
— Пациентов с эдиповым комплексом двое, — охотно отозвался Крячко. — Балерун и тренер женской волейбольной команды.
— И оба были женаты на спортивных блондинках с каре, как Юлия, — поддержал Гуров.
Орлов посмотрел на них как на нерадивых детей:
— Ну и контингент! Начните с более агрессивного. — Сыщики кивнули и направились к двери. — И про семейную терапию не забывайте!
— В смысле? — не понял Гуров.
— Кстати, — пробурчал Крячко, — хотелось бы с женой время провести.
— Да при чем тут твоя личная жизнь, Крячко? Я про клиентов Юлии, которые к ней в полном семейном составе ходили. Может, там такие же маньяки, как на этих фото. Или ваши Колосовы, не к ночи будь помянуты. Глава благородного семейства флористов уже в «Черном дельфине» икебаны ваяет.
Гуров хмыкнул.
— Туда ему и дорога. Отдельно, как говорит молодежь, доставляет, что одолели его, — Орлов гордо выпрямился, — мои орлы! Хоть Штолин своими саратовскими птенцами и хвастает.
— С нами работали хорошие молодые следователи, — понимая, куда ведет разговор, спокойно заметил Гуров.
— Да? — Орлов бросил быстрый взгляд на коллег. — Тогда попрошу предоставить им возможность самим доказать свою невиновность. И в расследование гибели Елизаветы Максимовны Колтовой, как Британия в мировую войну, не вмешиваться.
— Если как Британия… — запальчиво начал Крячко.
— Потому что, — повысил голос Орлов, — Брадвин, наш добрый знакомый, большой филантроп и друг всех детей, требует крови жениха Колтовой.
— Да он ему ее всю до пожизненного выпьет! — прорычал Гуров.
— И я, — перешел на крик Орлов, — его понимаю! Во‐первых, — он вздохнул, — на него там отдел внутренних расследований давит. Тренд на ловлю волков в погонах никто не отменял, сами знаете.
— А во‐вторых? — спросили сыщики хором.
— А во‐вторых, алиби у парня нет. А опыт убивать, как у всех нас, — есть. Работа такая.
— Что мы все, — пошел пятнами гнева Крячко, — маньяки теперь?
— Отношения у них с Колтовой, говорят, непростые были…
— Характер у обоих, — признал Гуров, — не сахар.
— Говорят, они даже на месте преступления однажды дрались.
— От ненависти до любви, — отчеканил Гуров. — Лиза и Глеб пикировались, пока не начали плотно работать с нами по убийству Сваловой. Там взаимный абьюз перерос во взаимный интерес. А потом и в любовь.
— Да и какой там абьюз? — махнул рукой Крячко. — Дерганье за косички, не более. Озеркин Папку от всего защищал.
— Папку! — беззлобно передразнил Орлов. — Видите в них подростков, и они лезут в самое пекло. Ей‐богу, как дети! Вот как молодая женщина оказалась в этой клоаке без подкрепления, совсем одна?
— Проверяла зацепку по делу из картотеки Штолина двадцатилетней давности. Не думала, что субъект до сих пор активен и выследит ее.
— Или была там с кем‐то, кто это дело якобы тоже «расследует»…
— «Якобы»?! — Гуров начинал злиться.
— Не кипятись, а подумай. Убийство совершено с особой жестокостью. Волосы заклеены скотчем. То есть жертва могла быть суррогатом реального объекта ненависти. Значимой фигуры из детства, например. А у парня проблемы с матерью, известной детской писательницей, между прочим.
— Любовь Озеркина была ханжой и садисткой. Измывалась над детьми и собаками. Соседи звали ее Салтычихой. Она довела до самоубийства младшую сестру Глеба…
Орлов посмотрел на Гурова в упор:
— То есть ему было за что ее ненавидеть. О том и речь…
— Он отомстил ей, добившись наказания за доведение до самоубийства через суд. Как и полагается нашему коллеге.
— А еще к Малахову на передачу сходил… — В руках Орлова появилась папка. — Вот его дела за последние годы. Сыновья‐боксеры избили мать. Вандалом на могиле бабушки оказался внук…
— А еще убийство пожилого профессора психологии двадцать лет назад. Виктимология уже не та.
— Кто знает, что в голове у парня, который годами одиноко жил в огромном коттедже на областной Рублевке и, судя по этой стопке жалоб на него сотрудниц, — Орлов показал увесистый файл с документами, — разделял теорию, что курица не птица, баба не человек.
— С Папкой было иначе.
— Брадвин считает по‐другому. А он парень настойчивый, ты знаешь.
— Направите в командировку в Саратов?
— Ни в коем случае. Это не наше дело. И не нужен провинциалам козырь в виде нашего вмешательства в расследование, подозреваемым в котором является ваш с Крячко ученик.
* * *
Форель с брокколи в ресторанчике «Жужелица» таяла во рту, и, даже не
