Спиритический сеанс графини Ельской - Елизавета Вейс

– Ты что-то знаешь об этом, да?
– Влас Михайлович не стал бы встречаться с чужими невестами! – Его лицо покраснело от праведного возмущения.
– Наверняка так оно и есть, – произнесла Мария. Влас Михайлович совершенно не походил на человека, который крутил бы бесстыдные романы.
– И всё же, делился ли с тобой князь, почему должен пропустить занятия?
Илья был посвящён в секрет и не без гордости говорил об этом. Как выяснилось, князь Ранцов отбывал в Маевский воспитательный дом, чтобы разобраться с таинственным недугом, поразившим детей.
В конце концов собравшихся перед аудиторией распустили.
На обратном пути в покачивающейся повозке стояла тишина. Мария видела, как тревога завладела её племянником. Мрачное состояние считывалось во всём его теле: в том, как низко он свёл к переносице брови, как то сжимал край пиджака, то теребил пуговицу сюртука, как разглаживал несуществующие складки на штанах.
Не зная, чем именно болели дети, было трудно полно судить о ситуации. Однако длительное отсутствие Власа Михайловича говорило само за себя. Мария чувствовала неладное. То самое неладное.
Быть может, у неё начинала развиваться паранойя, и она всюду выискивала следы чего-нибудь мистического. Но, справедливости ради, зачастую у её подозрений имелась почва.
В последнем послании В. Д. к цветам прилагалась тряпичная куколка, сшитая небрежно, будто наспех или неумелой рукой. Графиня решила, что подобным образом ей намекали на возможную беду с Ильёй или Анютой – никаких других детей в её окружении не было. Но что, если В. Д. имел в виду Маевский воспитательный дом?
– Как считаешь, должны ли мы предложить Власу Михайловичу помощь?
Графиня встретилась с его сияющим взглядом, и уголки её губ слегка приподнялись в тёплой улыбке.
– Он бы не оставил нас в беде, – сказал Илья, свято веря в свои слова.
От былой тоски ничего не осталось. Но на её смену пришло что-то совсем новое.
– Но вы ведь не возьмёте меня с собой, так?
Она вздохнула.
– Мне бы очень этого хотелось, но…
– Не объясняйте. Болеют дети. – Илья неловко прошелся ладонью по волосам и невесело усмехнулся. – А я ребёнок.
«Замечательный ребёнок», – пронеслось в её голове.
Мария смотрела на племянника и не верила, что её глупый брат не дал себе и шанса узнать Илью получше. Проведи он с ним чуточку больше времени, понял бы, каким чудесным человеком рос его сын.
– Ты ещё юн, – Мария подалась вперёд и мягко взяла мальчика за подбородок, призывая взглянуть на неё, – но ты ошибаешься, считая это слабостью.
Он поджал губы, не веря её словам.
– Иногда мне кажется, что я так и останусь для вас бесполезным.
На какое-то время его признание лишило Марию способности дышать. Графиня слышала, как гулко билось собственное сердце и как маленькое сердце Ильи вторило этому рваному быстрому ритму.
Она хорошо понимала его переживания, поскольку схожие страхи взрастали и в ней, точно сорняк. Понадобилось много времени, чтобы наконец вырвать их с корнем. Но её племянник не будет так же страдать.
Не заботясь об усилившейся тряске, она переместилась на сиденье к мальчику и крепко обняла его.
– Ты больше чем польза, Илья.
Пускай это звучало нелепо, но для Марии только эти слова могли выразить все её чувства.
Илья спрятал лицо в изгибе её шеи и тихонько выдохнул:
– Насколько?
Она не сдержала доброго смешка.
– Я серьёзно. Насколько больше? Больше, чем пряжи у Надежды Никифоровны? Или, скажем, крупы на кухне? О, или монет у меня в копилке?
– Гораздо больше. Настолько, что и за всю жизнь сосчитать нельзя.
* * *
Маевский воспитательный дом
Робкий стук вынудил его оторваться от записей и поднять голову.
В кабинет местного лекаря, который он временно занял, вошла одна из классных дам.
«Дарья Проскурьевна, кажется». – Имя и отчество вспомнились неохотно. Впрочем, в последние часы любые его мысли то слипались друг с другом, словно кусочки теста, то утекали, будто вода из дырявого таза.
– Мне не хотелось беспокоить вас, ваша светлость. Простите!
Это была не первая их беседа, но что тогда, что сейчас классная дама говорила торопливо и часто извинялась за вещи, которые того не требовали.
Из её же слов Власу стало известно, что она приступила к работе недавно. Дарья Проскурьевна только начинала постигать тонкости учительской работы, коих с любыми детьми было немало. С детьми же, что оказывались в воспитательном доме, их было ещё больше. Здесь жили внебрачные детки, те, кого нашли полицейские, или те, кого подкинули родители, не сумев прокормить.
– Кому-то стало плохо? – спросил он, с трудом узнав собственный голос. Эти хриплые, насквозь пропитанные бессилием звуки претили ему.
– О, нет-нет! Я по делу совершенно иному.
«Нет? – подумал Влас и испытал небольшое облегчение, которое тут же сменилось недовольством собственной забывчивостью. – Конечно же нет. Состояние ухудшается только после проб уждения».
Влас невольно задержал взгляд на часах на столе. Семь вечера.
– Тогда что вас привело?
– Эммм, ваша ассистентка. Просила сопроводить к вам. – От неловкости она заговорила в два раза быстрее. – Но я рассудила, что сперва стоит узнать у вас.
– Моя кто? – переспросил он на случай, если устал не только его разум, но и слух.
Классная дама переступила с ноги на ногу и несмело повторила:
– Ассистентка?
– Но у меня нет… – Влас вдруг замолчал, словно что-то осознал. – Опишите-ка её.
– Утончённая, со спокойным лицом и красивыми медными волосами.
Влас прекратил шаг, чувствуя, как от непрошеного волнения у него вспотели ладони.
«Она описала её как нельзя точно», – усмехнулся князь, прежде чем выйти из-за поворота и громко произнести:
– В чём же, по вашему мнению, вы могли бы мне ассистировать?
Мария Фёдоровна Ельская оторвалась от созерцания медленно темнеющего пейзажа за окном и повернулась к нему. Он готов был поклясться, что её губы дёрнулись в полуулыбке, которая показалась ему кокетливой.
– Во всём, – заявила она.
Графиня быстро окинула его фигуру взглядом и слегка покачала головой, словно выражая недовольство увиденным.
– Но с моей стороны было бы нескромно ответить подобным образом, не правда ли? Поэтому скажу, что буду помогать вам тогда, когда увижу в этом необходимость.
– В таком случае вам следовало бы оставаться дома. Если, конечно, вы не обладаете способностью исцелять болезни одним прикосновением, – произнёс он беззлобно.
Сейчас в нём не было ни капли желания возмущаться или негодовать на эту женщину или на её призрачный промысел. Последние дни в этих стенах истощили его. Влас чувствовал, что готов опустить руки, но знал, что не имел на это права.
– Ужасно выглядите. – И