Зверь - Кармен Мола
— Я предпочел бы ничего этого не знать и увидеть наконец ее труп. Она и так доставила нам слишком много хлопот.
— Твои предпочтения, Бенито, давно никого не интересуют.
Герцог в ярости попытался поймать взгляд супруги. Он уже давно заметил, что ей нравится демонстрировать ему свою власть.
В гостиную вошла горничная, Бланка.
— Донья Ана, Лусия вернулась. Она в своей комнате.
Ана с ледяным презрением впилась взглядом в герцога. Похоже, новость его успокоила. Теперь можно немного расслабиться. У Лусии просто случился припадок строптивости, взыграла бедняцкая гордость — такое случается, но планов Аны это не нарушит.
— Отнеси ей что-нибудь поесть и стакан молока, а я сейчас поднимусь.
Ана хотела поговорить с девчонкой немедленно, но решила, что разумнее не показывать свою обеспокоенность: пусть помучается вопросом, ждет ли ее наказание, пусть ее терзают сомнения, даже страх. Так она быстрее себя выдаст.
— Что ты собираешься с ней делать? — поинтересовался герцог.
— Отругать, а потом простить. И не спускать с нее глаз.
Лусии было не по себе. Служанка принесла ужин, девочка уже переоделась в ночную рубашку, а герцогиня все не появлялась. В голове звучали предостережения Томаса Агирре: «Ты лезешь в волчью пасть. Уходи из этого дома. Ты подвергаешь себя опасности». И все-таки она решила вернуться и сделать вид, будто ничего не произошло, изобразить сироту, благодарную своей покровительнице, и втайне продолжать расследование. Это единственная возможность найти Клару. Однако сейчас, лежа в постели, Лусия уже не была уверена, что ей хватит духу до конца сыграть свою роль.
Ей отвели огромную комнату, намного больше их жилища в Пеньюэласе. Пожалуй, размером с квартиру Диего Руиса, а ведь та казалась Лусии почти роскошной. В кровати можно было потеряться. В первый день Лусия спала в другой комнате, гостевой, пока, как объяснила Ана, для нее готовили эту. На следующее утро в ее распоряжении оказались не только комната, но и целый шкаф одежды. Лусия, забыв обо всем на свете, бросилась ощупывать шелк, вышивку, кружева, перебирать тонкие блузки… Но теперь она смотрела на это богатство с презрением, даже со злостью: Ане Кастелар больше не удастся ее обмануть. Ни ей, ни ее мужу.
— Наконец-то явилась.
Силуэт герцогини возник в дверном проеме. Свет, падавший из коридора, окружал ее голову нимбом, как на изображениях Богоматери.
— Простите, что ушла посреди праздника. Но эти дамы…
Ана медленно приблизилась к кровати, и Лусия почувствовала, как по телу побежали мурашки.
— Я знаю, они невыносимы и обращались с тобой, как с ярмарочным уродцем. К тому же они начали говорить гадости о прачках, и ты вспомнила маму. Мне рассказали о том, что произошло.
— Да.
— Но эти дамы пришли, чтобы сделать пожертвования для таких семей, как твоя, для больных женщин, неспособных содержать своих детей. Видишь ли, не всегда можно делать то, что хочется, часто приходится терпеть и глотать обиды похуже этой.
— Да, я очень виновата.
Ана впервые улыбнулась, и Лусия почувствовала себя спокойнее.
— Хотя в целом я с тобой согласна: эти сеньоры — настоящие какаду.
Убеждая Агирре в том, что ей лучше вернуться в особняк, сделать вид, что ничего не произошло, и тайком продолжить расследование, Лусия не могла предвидеть, что будет чувствовать к Ане почти физическое отвращение. Любая ее ласка стала для нее подобна прикосновению змеи. Оставалось надеяться, что она сумеет это скрыть.
Герцогиня рассказывала о дамах, которые побывали на обеде, о том, сколько каждая из них пожертвовала и на что пойдут эти деньги, а Лусия мечтала о том, как убьет ее. Одного человека она уже убила, Марсиаля Гарригеса, и это оказалось совсем не трудно — ее даже угрызения совести не мучили. А то, что она узнала о герцогине Альтольяно, и подавно их исключало. Но она взяла себя в руки, понимая, что должна избегать таких мыслей, притворяться, вызывать доверие.
— Ты не рассказывала, как забралась в квартиру священника. В ту, где украла перстень.
Лусию охватила тревога: Ана Кастелар впервые проявила интерес к этим событиям ее прошлого. Паучиха начала плести сети.
— Там не было ничего ценного. Много книг… Конечно, теперь, когда ты учишь меня читать, я понимаю, что книги тоже имеют ценность, но тогда я этого не знала. Перстень золотой… но лучше бы я его не брала.
— Во всем, что случилось, виновата холера и царящее в этой стране бескультурье, а не какое-то кольцо, — попыталась не показывать своего интереса герцогиня.
— Не знаю. Мама говорила, что некоторые вещи приносят несчастье, и была права. Перстень принес мне много бед.
— А что еще ты взяла в том доме?
— Несколько подсвечников и столовые приборы. Я думала, они серебряные, но мне почти ничего не дали за них, всего пятнадцать реалов. Недалеко от улицы Анча-де-Сан-Бернардо я продала их старьевщику по кличке Калека. Лавка состоит из двух частей: в передней всякий хлам и железяки, все свалено как попало, а в задней порядка побольше, там он скупает краденое.
— Хорошо, что тебе больше не придется ничего ему продавать. Я позабочусь, чтобы ты всегда жила в достатке.
Наступил момент, которого Лусия так боялась: Ана потянулась к ней ласковым, материнским движением, от которого тело девочки покрылось мурашками. Но ей удалось справиться с собой и даже улыбнуться.
— А больше ты ничего там не брала?
Герцогине было все труднее скрывать мучительное беспокойство.
— Больше ничего. Я поискала бы еще, но появился верзила, и пришлось убегать.
— Ни одной книжки?
— Зачем они мне? Я искала деньги. Или драгоценности. То, что легко продать.
— Если еще что-нибудь вспомнишь, расскажи. Как знать, вдруг это поможет найти Клару. А сейчас спи — ты, наверное, очень устала.
Вернувшись в спальню, Ана увидела, что герцог ее ждет.
— Только что принесли.
Он протянул ей конверт с отклеенной сургучной печатью. Но она взяла его не сразу.
— Кто?
— Лакей секретаря, как обычно.
Ана с мрачным видом кивнула, взяла наконец конверт и открыла его. Внутри лежало уведомление об очередном ритуале.
— Это будет завтра, — произнес герцог, не скрывая, что прочитал письмо. — Тебе нужно отдохнуть.
Ана кивнула, глядя на себя в зеркало, и начала снимать драгоценности. На Мадрид опустилась ночь, темная как деготь. Птичьи клетки были накрыты, в саду стояла тишина. Птицы спали.
— Она мне лжет, — вдруг произнесла Ана. — Не хочет говорить про список.
Бенито предпочел не отвечать. Он наслаждался минутной растерянностью жены, ее страхом перед тем, что воздвигнутое ею сооружение может рухнуть.
70
____
Напротив монастыря Святой Варвары, по другую сторону одноименной площади, возвышалась старая солильня, построенная по проекту Вентуры Родригеса. Изначально здание предназначалось для забоя свиней, но снаружи выглядело очень нарядно. В последнее время здесь размещалась тюрьма, знаменитая Саладеро, нагонявшая страх на разбойников, убийц и воров. Сейчас, когда жизнь в Мадриде вращалась вокруг холеры, здание снова переделали, превратив на этот раз в холерную больницу, а заключенных перевели в другие тюрьмы.
— Ее называют больницей, но единственная задача персонала — держать больных в изоляции, пока не умрут.
Доктор Альбан скрепя сердце согласился сопровождать Доносо в Саладеро. Бывший полицейский пришел в Городскую больницу, когда Альбан уже заканчивал смену и был еле жив от усталости, как, впрочем, и в любой другой день эпидемии. Доносо решил, что ему все-таки следует сходить в больницу и убедиться, что он потерял Гриси именно из-за холеры. Они с доктором не были знакомы, но едва Доносо произнес имя Диего, как равнодушие Альбана сменилось готовностью помочь: репортер умел пробуждать в людях дружеские чувства, которые не исчезали даже после его смерти.
Предупрежденный Морентином, директор Саладеро разрешил им войти. Альбан
