Зверь - Кармен Мола
Мебель в обеих комнатах была одинаковой, но оформлены они были по-разному: в кабинете герцога — портреты предков, в кабинете герцогини — идиллические сельские пейзажи, у него на столе — фолианты со сводами законов, у нее — газеты и любовные романы.
Некоторые из этих газет Лусия помнила: «Эко дель комерсио» со статьями Диего Руиса. Там же лежал «Обсервадор» с портретом Лусии, который колченогий инвалид когда-то нарисовал в публичном доме Львицы. Однако то, что она искала, вряд ли лежало на самом виду.
При скудном свете свечи Лусия открывала ящики, пролистывала книги, заглядывала под стопки документов. Наконец она наткнулась на что-то интересное: незаметный запертый ящик в тумбе у стены, позади письменного стола. Воспользовавшись ножом для бумаги с герцогским гербом на рукоятке, Лусия быстро вскрыла замок. Тихие щелчки звучали в ночной тишине как грохот канонады. Ящик оказался заполнен бумагами, и на самой верхней Лусия увидела два скрещенных молота…
Она обернулась к двери. Шаги в коридоре, или ей показалось? Сердце отчаянно колотилось в груди, листва в саду шумела на ветру, но птицы спокойно спали в клетках, накрытых платками. Шагов уже не было слышно, но Лусия была уверена, что кто-то приближается. Она едва успела спрятать листок под рубашку и подбежать к книжному шкафу, когда негромко скрипнула дверь. В кабинет вошла Ана Кастелар.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Не могла уснуть, решила что-нибудь почитать…
Герцогиня молча смотрела на нее, затем подошла мягкой кошачьей походкой. Она улыбалась, но Лусии показалось, что она с трудом сдерживает гнев.
— Так я тебе и поверила! Возвращайся в постель. И никогда не входи в мой кабинет без разрешения.
Улыбка исчезла с лица Аны Кастелар. Она проводила Лусию в спальню и подождала, пока та заберется в постель.
— Так что ты искала?
— Я просто хотела почитать… Мы ведь будем завтра учиться?
— Не знаю, найдется ли у меня время. Я очень занята. Найду кого-нибудь, кто сможет учить тебя гораздо лучше, чем я.
— Но мне нравится, когда меня учишь ты.
— Я ведь уже сказала, что очень занята.
— Ты на меня сердишься? Я что-то сделала не так?
— Конечно нет, дорогая. Мне просто кажется, что… что ты не доверяешь мне так, как доверяла Диего. Я понимаю, это не твоя вина. Я до сих пор чужая тебе, но надеюсь, что скоро все изменится, и обещаю: я помогу тебе найти сестру. Если вспомнишь хоть что-нибудь — любую мелочь, которая могла бы помочь делу, обязательно расскажи мне. К несчастью, времени у Клары осталось совсем немного.
— Я знаю! Клянусь, я рассказала все.
— Вот если бы я могла отыскать этого брата Браулио… Диего говорил, что он, скорее всего, что-то знает.
— После ночной резни я его не видела.
Лусия старалась вести себя как можно осторожнее. Ана Кастелар уже с трудом сдерживала гнев, и девочка надеялась, что успеет сбежать прежде, чем испытает на себе его силу. Оставшись одна, она дождалась, когда сердце перестанет так отчаянно биться, и достала из-под рубашки украденную бумагу — возможно, она поможет найти Клару… Но не смогла разобрать ни слова.
Она пыталась вспомнить уроки Аны и постепенно соединила написанные под эмблемой буквы в слово: «М-И-Р-А-Л-Ь-Б-А».
Что это значит? «Миральба» или «мирабла»? Может, это на чужом языке? Томас Агирре, конечно, завтра разберется — они договорились встретиться утром. Он велел ей прийти на площадь Святой Варвары, когда колокола пробьют десять.
72
____
— Когда я расскажу правду, ты возненавидишь меня, но я это заслужила. Я не безвинная жертва, на мне такая же вина, как и на остальных членах тайного общества.
Слова Гриси ошеломили Доносо. Правда оказалась ужаснее, чем он мог себе представить.
— Я познакомилась с Асенсио де лас Эрасом, когда играла в парижском театре. Он тогда был испанским консулом во Франции. Однажды он увидел меня на сцене, а потом прислал огромный букет и пригласил на ужин. С ним я посетила места, где прежде не бывала: лучшие рестораны, самые блистательные заведения Парижа. Мы стали любовниками. Именно Асенсио впервые отвел меня в опиумную курильню в квартале Марэ… Она была совсем не такой, как мадридская курильня на улице Крус, где все валяются на вонючих матрасах. Там было роскошно, китаец-управляющий подавал трубки, отделанные серебром. Будь проклят тот день, когда я впервые попробовала опиум! Асенсио показал мне не только курильню, он ввел меня в тайное общество…
Гриси умолкла. Было видно: она собиралась с духом, чтобы сказать наконец то, говорить о чем ей было труднее всего.
— В общество карбонариев? — подсказал Доносо.
— Да. Я сопровождала его на собрания, хотя они казались мне ужасно скучными. А потом до Парижа добралась холера. Прошел слух, что от нее есть верное средство, но знает о нем только узкий круг избранных. И Асенсио ввел меня в компанию чудовищ.
— Почему чудовищ?
Костлявые руки Гриси вынырнули из-под простыни и яростно вцепились в Доносо.
— Поверь, я не знала, что за ритуалы они проводят! Не знала…
— Успокойся, Гриси. Расскажи по порядку.
— Собрания проходили в одном из залов заброшенной тюрьмы Ла-Форс. Нас было двенадцать человек, но глубокие капюшоны скрывали наши лица, и, кроме Асенсио, я никого не знала. Возможно, там не всегда собирались одни и те же люди. Руководил ритуалом Великий магистр. Я не знаю, кто Великий магистр в Мадриде, тот же человек или другой. Они привели в зал голую девочку и привязали к кресту. У нее как раз начались первые месячные, и они собрали немного крови в потир, смешали с каким-то зельем… Асенсио называл это кровавым напитком. Он верил, что это средство защищает от холеры. Потом девочку принесли в жертву…
Гриси душили рыдания, и несколько секунд она не могла произнести ни слова. Доносо не торопил ее.
— Эти люди разорвали ее на куски, чтобы избавиться от нечистого тела, — наконец заговорила она снова. — Когда я поняла, что происходит, то онемела от ужаса. С тех пор я больше ни разу не была ни на собраниях, ни в театре. Я не могла думать ни о чем, кроме того кошмара, который увидела. Единственным местом, где мне удавалось забыться, стала опиумная курильня. Я потеряла интерес ко всему, даже к собственной дочери, которая целые дни проводила в одиночестве. Иногда я подолгу не возвращалась в нашу мансарду, и ее кормила сердобольная консьержка, валенсийка, с детства жившая в Париже. Однажды Асенсио нашел меня в курильне и заявил, что, вступив в общество, я уже не могу из него выйти. Но я не хотела возвращаться. И тогда исчезла моя дочь…
— Он похитил ее, чтобы купить твое молчание?
— Ее принесли в жертву на одном из ритуалов. Когда нашли ее растерзанное тело, я окончательно пошла ко дну, лишилась рассудка, меня спасал только опиум. Я потеряла работу в театре, мне пришлось торговать собой. Из курильни в Марэ я постепенно перебралась в другие, для бедняков, — на Монмартре, на площади Пигаль… Но однажды я решила побороть зависимость и поехала в Мадрид, готовая бросить опиум, вернуться в театр, жить дальше, пусть и с мучительными воспоминаниями.
Она снова зарыдала. Доносо предложил ей передохнуть и завершить рассказ на следующий день, но Гриси хотела покончить с этим сейчас.
— Я пошла к Хуану Гримальди, директору Театро-дель-Принсипе. Мы были знакомы много лет, я знала, что ему нравится моя игра. Я уговорила его дать мне главную роль в ближайшей премьере, начала репетировать… Но потом мне попалась на глаза статья о зверски убитой девочке. Я сразу поняла, что это продолжение кошмара, с которым я столкнулась в Париже. Я узнала — это было не трудно, — что под псевдонимом Дерзкий Кот пишет Диего Руис, отыскала адрес и пошла к нему. На следующий
