Посредник - Женя Гравис
Главред начал, как всегда, с политики:
– «Рыба» на городскую думу готова? Не стухнет?
– Давно уже готова. Они до полуночи опять засядут, даже править не придется. У них на повестке – поставки овса в город и субсидии обществу электрификации. Никакой интриги.
– А выборы члена управы?
– Тут да… Грибко или Приколотин. Пятьдесят на пятьдесят.
– Ну значит, в гранки сам ночью нужную фамилию втиснешь. И места побольше оставь, чтобы Приколотин влез, если ему посчастливится, а не только Грибко. Евгения Борисовна, любезная вы наша, простыню от русско-английского банка постелили на вторую?
– Затолкали, Валерий Сергеевич. Подвальчик только остался пустой слов на двести.
– А мы туда что-нибудь из зарубежья. Что у нас там за границей? Может быть, случилось что-то плохое? Это было бы хорошо.
– В Германии снова правительственный кризис. Из-за суммы репараций.
– Завтра канцлер уйдет в отставку? Нет? Тогда немцев – в подвал. И следи там. Как только серьезно зашатаются – на первую пойдешь. Сколько там с них теперь просят?
– Сто тридцать два триллиона золотых марок.
– Шикарно! Уже вижу на полосе эти цифры. Запиши, не забудь. Кстати, кто верстал первую полосу? Шапка опять съехала на брови, сантиметра на два.
– В типографии новый наборщик, он еще опыта набирается…
– Пусть на рекламе набирается! Лицо портить не дозволю, пока глазомер не откалибрует. Кстати, о лицах. Трофим Трофимыч, я просил вас делать заголовки на фельетонах поживее, поигривее. Юмореска про уличных брадобреев очаровательна, но почему снова такое унылое название? «Болотные цирюльники»… Это, право, никуда не годится.
– Но ведь они в самом деле обитают на Болотной.
– Вы слишком прямолинейны, Трофим Трофимыч. Надо что-то цепляющее, яркое… Вот! «Вам с пальцем или с огурцом?»[18] Отлично! Машенька, не надо краснеть. Впрочем, вы очень кстати покраснели. Все женщины будут краснеть и втихаря рвать газету из рук. Культура! Огурцы надо оттенить чем-нибудь изысканным. Что у нас?
– В Ясной Поляне открывается музей-усадьба Толстого, а на Садовой-Кудринской – дом-музей Чехова.
– Чехов поближе будет, делайте репортаж оттуда, а в Ясную Поляну можно летом съездить. Да и Книппер будет приятно. Говорят, она в «Осенних днях» хороша.
– Весьма хороша, Валерий Сергеевич.
– Сто лет в театре не был из-за этой работы. Все с вами, писателями, цацкаюсь. Кстати, о писателях… Гаврил Демьянович, вы доколе будете воду лить в свои тексты? Вы Льва Николаевича обчитались? Это ему уместно рассуждать про дуб на пятьдесят страниц. А ваш последний опус я, знаете ли, досуха отжал, и он полегчал сразу вдвое.
– Позвольте, Валерий Сергеевич, не согласиться. И вовсе это не вода. У меня каждая буква нужная.
– Я не за буквы плачу, а за суть. А ее в сухом остатке – полторы татары́. Я вам, Гаврил Демьянович, в следующий раз хвосты буду рубить. Прямо на полслове. Краткость – сестра. Уплотняйтесь. Вон с Матвея Волка берите пример. Все по делу, без пустословия. Как там наши шахматисты, Матвей?
– После десятой партии пока две победы у Капабланки.
– Ах, зараза кубинская! Ладно, я пока еще верю в реванш Ласкера. А в Москве есть что-нибудь интересное по части спорта или техники?
– В эти выходные на Ходынском поле ожидается старт перелета через Атлантику. И пилотировать машину будет авиатриса – некая барышня Нечаева.
Соня при этих словах будто очнулась. Точно! Полина же говорила на днях, что закончила строительство аэроплана и скоро будет стартовать. Неужели ТАК скоро? Как же быстро летит время.
– Великолепно! Вот это по-нашему. Будем первые – всем утрем нос. Да к тому же с авиатрисой, а не каким-то престарелым авиатором. Матвей, с тебя большой репортаж и эксклюзивное интервью.
– С интервью, боюсь, может не выйти. Эта Нечаева, говорят, барышня дерзкая и острая на язык, а журналистов совсем не жалует.
– Кажется, я могу с этим помочь, – подала вдруг голос Соня и немного удивилась своей смелости.
– Неужели? – Валерий Сергеевич поправил очки.
– Я хорошо ее знаю, – подтвердила Соня. – Думаю, мне она в интервью не откажет. Уверена. У нас будет эксклюзив.
– Прекрасно! Матвей, возьмешь барышню Загорскую под крыло, поможешь. Репортаж сделаете вместе. Так, что у нас по преступным хроникам?
– Вчера из ломбарда на Неглинной вынесли несгораемый шкаф весом двадцать пудов… – начал криминальный репортер Чижов, но Соня его уже не слушала.
Атлантический перелет! С одной стороны, Софью переполняло чувство гордости за подругу и за то, что ей, стажерке, доверили сделать репортаж самой (ну почти). А с другой, она вдруг осознала, что Полина совсем скоро улетит за океан. Надолго. Возможно, до конца лета.
И это понимание отчего-то было мучительным. Как было бы хорошо, если бы друзья всегда оставались рядом. Но Полина шла своей дорогой. Точнее, летела.
Усевшись за свой рабочий стол, Соня привычным жестом придвинула стопку свежих писем. Сверху, как всегда, лежало очередное литературное послание от Непейкова. Его она отложила в сторону. А под ним обнаружился конверт, надписанный знакомыми кругленькими буквами. Ага. Загадочный Н.
С того самого первого письма у них завязалась переписка, в которой Софья успела представиться и немного рассказать о себе. Эта прямота, кажется, возымела действие на собеседника, который тоже стал откровеннее, хотя по-прежнему не раскрывал ни своего имени, ни пола.
Соня вскрыла конверт латунным ножичком:
«Здравствуйте, Соня!
Надеюсь, дела ваши идут своим порядком, а вы пребываете в добром здравии.
В прошлый раз вы писали про Московский зоосад и приют для брошенных зверей. Это так интригующе. Вы умеете интересно рассказывать, так что мне тоже захотелось посмотреть на всех этих животных.
Мне, увы, немного довелось их увидеть в своей жизни. Помню, маленьким ребенком меня привели в сарай, где была крольчиха со своим выводком. Крольчата были такие очаровательные и пушистые. Мне дали в руки одного. А потом… Я не знаю, что произошло. Меня захлестнула такая волна любви и нежности к этому маленькому существу. Все эти чувства вмиг выплеснулись наружу, как… неукротимый вихрь. И маленький кролик умер прямо у меня на руках.
Больше меня к животным не подпускали. Дозволялось лишь смотреть на них издалека. Козы, помнится, мне очень нравились. У них очень странные глаза, не находите? Этот прямоугольный зрачок кажется мне загадочно парадоксальным…»
Соня дочитала письмо и задумалась, отламывая кусочки от плитки шоколада, лежащей на
