Конфликты низкой интенсивности в американской военно-политической стретегии в начале XXI века - Владимир Игоревич Батюк

Введение

Американские концепции конфликтов низкой интенсивности после окончания холодной войны

Хотя сам термин «конфликт низкой интенсивности» стал использоваться в американском военном дискурсе уже несколько десятков лет назад, в директивных документах по военной политике США отсутствует устоявшееся определение данного явления. Так, в полевом уставе сухопутных войск США FM 7-98 “Operating in a Low-Intensity Conflict”, появившемся в начале 1990-х гг., конфликт низкой интенсивности определяется как «политико-военная конфронтация между противостоящими государствами или группами. Он находится между большой войной и рутинным мирным соревнованием, зачастую предусматривает затяжную борьбу принципов и идеологий. Конфликт низкой интенсивности простирается от подрывных действий до применения вооруженных сил, ведется с применением комбинации политических, экономических, информационных и военных инструментов. Конфликты низкой интенсивности часто локализованы, обычно в странах третьего мира, но могут иметь последствия для региональной и глобальной безопасности»[1].

В дальнейшем терминология, применяемая американскими военными при описании конфликтов низкой интенсивности, претерпела некоторые коррективы. Так, в полевом уставе 3-24 MCWP 3-33.5 «Синхронизация обычных вооруженных сил и сил специального назначения в ходе борьбы с повстанческими движениями» (май 2014 г.)[2] употребляется термин «война с нерегулярными противниками»: «Нерегулярные войны — насильственная борьба между государственными и негосударственными структурами за легитимность и влияние среди населения данной страны (стран). В ходе нерегулярных войн часто используются непрямые подходы, хотя может быть применен весь спектр военных и других возможностей, чтобы лишить противника власти, влияния и воли. Из-за нерегулярного характера таких войн вовлеченность США в контрпартизанские операции требует общегосударственного подхода».

Одним из терминов, используемых американскими военными экспертами, чтобы описать локальные конфликты, является термин «гибридная война». Он применяется уже более десяти лет. Однако до недавнего времени не было официально принятого определения данного понятия.

Американские военные аналитики начали применять термин «гибридная война» в разгар иракской войны, ход которой продемонстрировал, что один только военный и технологический перевес Соединенных Штатов не гарантирует достижения желаемых политических целей. Как писала полковник резерва сухопутных войск США Маргарет Бонд, «гибридная война предполагает использование комплексного и высоконюансного подхода к военной деятельности, ресурсы и программы, адаптированные для максимально ненасильственного экономического и политического влияния, направленного на реформирование враждебных правительств, движений и тенденций в политически, социально и экономически нестабильных условиях, характерных для несостоятельных государств»[3].

В статье, опубликованной в 2008 г. в «Журнале сухопутных войск» США (Army magazine), тогдашний начальник штаба армии генерал Джордж Кейси представил иной взгляд на гибридную войну, описывая ее как «разнообразную и динамичную комбинацию обычных, нерегулярных, террористических и преступных возможностей»[4]. В свою очередь, Объединенное командование вооруженных сил США определяло гибридную угрозу как «любого противника, который одновременно и адаптивно использует конвенциональные, иррегулярные, террористические и криминальные методы. Гибридный противник может являть собой сочетание государственных и негосударственных субъектов»[5].

С 2008 по 2010 г. высшие военные чины США употребляли термин «гибридная война» на слушаниях в Конгрессе, чтобы описать методы, используемые американскими силами в Ираке и Афганистане, и чтобы описать те ситуации, с которыми вооруженные силы США могут столкнуться в будущих конфликтах. Кроме того, многие академические и прикладные издания отмечали, что для конфликтов в будущем, вероятно, станет характерным слияние различных форм боевых действий, а не какая-то единственная форма. Американские военные эксперты рассказывали о тактике гибридной войны, которая состоит из смешивания обычных, нетрадиционных и иррегулярных подходов к ведению военных действий по всему спектру конфликта[6]. Некоторые высокопоставленные сотрудники Пентагона рассматривали даже гибридную войну как военный конфликт, в ходе которого применяется широкий спектр кибернетических, биологических, ядерных, радиологических и химических вооружений, самодельные взрывные устройства, а также информационную войну[7].

Майор сухопутных войск Брайан П. Флеминг дал собственное определение: «Гибридная угроза определяется как враждебное государство или негосударственный субъект, которые адаптивно и быстро используют разнообразное и динамичное сочетание обычных, нерегулярных, террористических и преступных возможностей, а также невоенные средства одновременно по всему спектру конфликта как единую силу для достижения своих целей»[8].

Подполковник Ф. Хоффман (резерв Корпуса морской пехоты), вероятно, самый авторитетный американский эксперт по данной проблеме, считает, что в конфликтах такого типа «соединяются смертоносные последствия применения регулярных вооруженных сил с фанатизмом и затяжным характером иррегулярной войны. В ходе конфликтов потенциальные противники (государства, спонсируемые государством группы, негосударственные субъекты) используют доступ к современным военно-техническим возможностям, включая шифрованные системы боевого управления, переносные зенитно-ракетные комплексы и другие современные системы поражения, наряду со способностью вести продолжительные повстанческие действия с использованием засад, самодельных взрывных устройств (СВУ) и акты террора… Гибридные вызовы не ограничиваются лишь негосударственными субъектами. Государства могут замаскировать свои регулярные воинские части под иррегулярные формирования и принять новую тактику»[9].

Американские ученые Т. Маккалох и Р. Джонсон считают, что революционный подход Хоффмана состоит в том, что он не только ввел новое определение гибридной войны, но и описал этот феномен как синергетический сплав традиционных военных действий с терроризмом и криминальными проявлениями[10].

В публикации Института Митчелла ВВС США понятие «гибридная война» включало следующие характеристики:

― гибридные военные действия осуществляются государственными и негосударственными структурами;

― при этом используются как традиционные военные возможности, так и иррегулярные тактики и формирования;

― в ходе гибридной войны целями являются как регулярные вооруженные силы, так и гражданские лица, которые становятся жертвами неизбирательного насилия;

― в ходе таких конфликтов используется мультимодальная активность одними и теми же или различными подразделениями;

― в гибридные конфликты вовлечены высокодисциплинированные, хорошо подготовленные ячейки;

― гибридные войны ведутся в различных географических условиях, от удаленных территорий до высокоурбанизированных районов[11].

Наконец, в Национальной военной стратегии США — 2015 (The National Military Strategy of the United States of America 2015) представлена следующая градация военных конфликтов:

― межгосударственные конфликты;

― гибридные конфликты;

― негосударственные конфликты[12].

Рисунок. Спектр конфликов

Источник: The National Military Strategy of the United States of America 2015. P. 8.

Как указывается в данном документе, «вероятность вовлечения США в межгосударственный конфликт оценивается как низкая, но растущая. Если это произойдет, то последствия будут огромными. Насильственные экстремистские организации (НЭО), напротив, представляют собой непосредственную угрозу трансрегиональной безопасности, соединяя легкодоступные технологии с экстремистской идеологией. Там, где пересекается государственное и негосударственное насилие, существует область конфликта, в которой субъекты соединяют техники, возможности и ресурсы, чтобы достичь своих целей. В таких гибридных конфликтах могут участвовать вооруженные силы, скрывающие свою государственную идентичность, как Россия сделала в Крыму, или