Зверь - Кармен Мола

Она опустила голову ему на плечо, и несколько минут они лежали в тишине, пока Ана не сказала, что ей пора уходить. Прежде чем исчезнуть, она пообещала не откладывать следующую встречу надолго. Диего проводил ее до экипажа. Разбрызгивая грязь, карета удалялась и наконец исчезла из виду. Ему стало грустно и одиноко. Вернувшись к себе, он обнаружил, что в комнате никого нет. Рыжая Лусия исчезла, прихватив серебряную рамку, в которой был портрет его матери. Однако девочка проявила некоторую чуткость и сам портрет оставила владельцу. Обнаружив пропажу, Диего не мог не посмеяться над собой: вот что бывает, когда приводишь в дом незнакомок!

31

____

Девочки не знали, что и думать. Накануне утром им в последний раз принесли еду и поменяли ночные горшки. С тех пор великан не появлялся. Он не принес им ни еды, ни питья и не спустился, чтобы провести свой обычный ритуал.

Дольше всех просидевшая в подвале Фатима переговаривалась с Исабель, которую две недели назад похитили у Толедских ворот. От голода она ослабела и сидела, привалившись к каменной стене.

— А если он не придет? — спросила Фатима.

— Странно, он никогда не пропадал так надолго.

— Мы умрем с голоду.

— Говорят, от жажды умирают раньше.

— У меня глаза слипаются. Если бы в тот раз… когда он заставил меня мыть ему спину… если бы я тогда убежала…

— И что? Думаешь, ты успела бы выбраться? Он догнал бы тебя и сделал с тобой то же, что и с Кристиной. Лучше умереть от жажды.

— Это неизвестно. Мы не знаем, что там, наверху… Те, кого он увел… Хорошо бы они оказались дома… или у кого-то на попечении… Жаль, что он не выбрал меня.

— Я уже и не помню, сколько здесь сижу… Меня он тоже так до сих пор и не выбрал.

Съежившись на полу клетки, Хуана слушала жалобы Фатимы и фантазии Исабель о том, что их ждет наверху. С тех пор как Зверь запер ее в клетке, она почти все время молчала. Потому что он — Зверь. Не какой-то там великан, как упорно называли его другие пленницы, как будто речь шла о сказочном герое. «Как там погодка у вас наверху?» — спросила она, когда он подошел к ней у дома на улице Клавель. Спросила тем игривым, двусмысленным тоном, каким обращалась к мужчинам ее мать. Уж Дельфина-то знала, как с ними управляться. Крутила ими как хотела, и Хуана вообразила, что тоже сможет окрутить детину с обожженным лицом. «Хочешь, я куплю тебе пирожное в “Донье Мариките”?» — спросил он с улыбкой, которую, вероятно, считал приветливой, хотя она больше напоминала оскал хищного зверя. Хуана положила тряпичную куклу на ступеньку публичного дома и пошла с этим человеком, взяв его за руку. Решила, что может, как взрослая женщина, заманить в сети мужчину, а вместо этого оказалась жалкой букашкой в сетях паука. Как она могла клюнуть на такую грубую приманку? Шоколад и пирожное, которые посулил незнакомец! Она что, хотела доказать матери, что стала взрослой? По мере того как они удалялись от дома на улице Клавель, Хуана все красочнее представляла себе, как будет рассказывать об этом приключении. И о том, сколько реалов вытрясет из этого человека уловками опытной проститутки. «Мне больно», — сказала она, когда они свернули за угол, и рука Зверя вдруг превратилась в когтистую клешню, намертво сдавившую ее запястье. Он не ответил. Он швырнул ее о стену дома и отхлестал по лицу. Потеряв дар речи, она вдруг поняла, что находится в пустынном переулке. Зверь схватил ее за шею, подтащил к стоявшему неподалеку экипажу и засунул в холщовый мешок. Больше она ничего не видела, пока не оказалась в восьмиугольнике с клетками, в одну из которых он ее и втолкнул. С тех пор она не выходила из дальнего угла и неподвижно сидела среди собственных испражнений. Не шевельнулась она и тогда, когда Зверь вернулся с новой девочкой.

Паника сковала Хуану. Она прекрасно знала, что будет, если Зверь спустится в подвал и, как говорили эти дурехи, «выберет» ее. Она помнила обрывок подслушанного разговора между Дельфиной и Львицей. Они обсуждали статью о какой-то девочке, жившей около ворот Лос-Посос. Ее нашли разорванной на куски. «Зверь», — сказала Дельфина с таким лицом, словно помянула дьявола, и в следующую секунду заметила в дверном проеме Хуану. Она отругала дочь за то, что та подслушивает разговоры старших, и велела идти играть с куклой.

Хуана слышала, как мать и другие женщины рассказывали, что Зверь разрывает жертв на куски. Но она не станет говорить пленницам, едва различимым в полутьме подземелья, что, когда они выйдут из клетки, их ждет вовсе не свобода, а страшная смерть. Страшнейшая из всех смертей на свете.

День клонился к вечеру, голод и жажда все больше давали о себе знать, и у девочек пропало желание разговаривать. Все с ужасом думали о том, что великан не вернется. Исабель жалобно всхлипывала, что только усиливало общую тревогу.

— Да замолчи ты, наконец! — хрипло осадила ее одна из пленниц.

Девочки снова вспомнили предложение Фатимы.

— Может, если сильно шуметь, нас кто-нибудь услышит?

— Мы уже пробовали.

— Великан пришел, избил нас и оставил без еды.

— Пусть лучше меня изобьют, чем я умру здесь, даже не попробовав спастись.

Все вместе они застучали по решеткам мисками и цинковыми ночными горшками. Через пару минут кто-то уже смеялся, вспоминая знакомые считалки — «из встречной лодки лодочник мне крикнул», — и потихоньку детский оптимизм снова взял верх. Исабель не плакала и, видимо уже плохо соображая от страха и голода, повторяла, что Зверь спустится за ними и отвезет во дворец. Она в очередной раз затянула свою историю о том, что их подобрали на улице, чтобы выдать замуж за принцев. Другие пленницы, не такие фантазерки, надеялись, что полиция наконец поймала похитителя и с минуты на минуту сюда ворвутся гвардейцы и всех освободят.

— Моя мама вещунья. Она умеет предсказывать будущее. Она нас найдет.

Заявление Фатимы, столь же абсурдное, как и все прочие, окончательно вывело Хуану из себя:

— Никто нас не освободит! А когда этот человек придет, знаете, что он с нами сделает? Он разорвет нас на куски. Оторвет руки, ноги. Даже голову. Потому что он — Зверь! Мы тут болтаем глупости, но на самом деле мы все уже мертвы. Мы покойницы!

В подземелье воцарилась тишина.

Только Исабель решилась робко спросить:

— Откуда ты знаешь, что это Зверь?

У Хуаны не было сил отвечать. Они и сами давно все поняли. Просто она, новенькая, столько времени просидевшая молча, проткнула пузырь, который защищал их от страшной правды. Примерно на час в подземелье воцарилась полная тишина. Затем послышался какой-то шорох. Фатима сказала:

— Тут везде кровь на полу…

Они сразу поняли, откуда эта кровь. Исабель заточила о стену край цинкового горшка, зазубрившегося от ударов по прутьям, и перерезала себе вены. Беззвучно, чтобы никто не услышал, с тихим всхлипом вместо прощания. Кровь уже дотекла до соседней клетки, в которой сидела Фатима.

— Исабель! Исабель, что ты наделала? Она покончила с собой! Исабель покончила с собой! На помощь! На помощь! — кричала Фатима.

Ей вторил хор пронзительных воплей, проклятий и воя, больше похожего на звериный, чем на человеческий. Хуана заплакала: неужели эта девочка покончила с собой из-за того, что она сказала? И разве не должна она поступить так же? Зачем продлевать страдания?

— Не делай этого. Нужно держаться до конца.

Хуана обернулась на голос, которого раньше не слышала. В нем звучала страсть и решимость.

— Мы не знаем, что будет даже через минуту. Не знали же мы, что окажемся здесь! Хочешь, я кое-что тебе расскажу? Если бы мы умели читать небо, то нам