Зверь - Кармен Мола
Поймав непонимающий взгляд Лусии, брат Браулио пояснил:
— Должен же я знать, кому покойный приор предположительно был родней.
— Кандида.
Оставшись один, монах зычно рыгнул и, обдумывая рассказ девочки, стал перекатывать вино за щеками, как будто полоскал рот.
Лусия вышла из ворот собора, понимая, что монах не поверил ни единому ее слову.
33
____
Менее чем за сто лет до этих событий в аптеках можно было найти не только лекарства, но и средства от сглаза. Люди не пренебрегали никакими возможностями, веря в ничем не подтвержденную эффективность разнообразных снадобий. Но к концу восемнадцатого столетия ситуация начала меняться, и, хотя борьба между фармацевтами, получившими университетское образование, и целителями продолжалась, аптеки приобрели бо́льший авторитет. Остались в прошлом средневековые рецепты, опиравшиеся скорее на магические заклинания, нежели на научные данные; в сотнях керамических банок, где хранились всевозможные ингредиенты, было уже не найти ни измельченных мушиных крылышек, ни толченого куриного помета, ни глаз летучих мышей.
Положение фармацевта изменилось, теперь он пользовался не меньшим уважением, чем хирург. В некоторых городах готовы были платить особый взнос, лишь бы у них поселился какой-нибудь аптекарь. Находились и те, кто соглашался с поэтом и драматургом Леонардо Моратином, советовавшим своей знакомой выйти замуж за фармацевта, чтобы всегда иметь под рукой микстуры, косметику, отвары, припарки и эссенции.
Аптека Теодомиро Гарсеса, в самом начале улицы Толедо, в паре шагов от Пласа-Майор, была одной из лучших в Мадриде. Брат Браулио зашел в нее и, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо ждал своей очереди. Он чувствовал усталость и острую боль в бедре; рана в животе ныла.
Аптекарь Теодомиро был высок и уже немолод. Выцветший коричневый халат был ему мал, тонкие изящные руки торчали из рукавов: весь жир в его теле сосредоточился в раздутом животе, который почти лежал на прилавке. Готовые свалиться с крючковатого носа очки довершали сходство с газетной карикатурой — аптекарь был похож на одного из скряг, которые преследуют должников, как воронье. Однако брат Браулио слышал, что, несмотря на непрезентабельную внешность, Теодомиро был женат на юной красавице.
В аптеке трудилось полдюжины помощников. Один из них обратился к монаху:
— Чем могу служить?
— У моей борзой воспалился левый глаз.
Теодомиро тем временем получал от какой-то сеньоры деньги за мазь от насморка — во время холеры даже легкая головная боль или случайный чих вызывали у людей панику. Хозяин аптеки взглянул на монаха поверх очков, и внимательный наблюдатель заметил бы, как нервно дрогнули уголки его рта.
Теодомиро улыбнулся, подошел к помощнику и мягко отстранил его рукой.
— Особое средство готово для вас, — произнес он учтиво.
Они использовали пароль — две фразы, зарифмованные, чтобы легче запомнить.
Теодомиро отдернул занавеску и пригласил монаха в подсобное помещение — в лабораторию, уставленную колбами, горелками, ретортами и всевозможными склянками. На стеллаже у стены стояли книги, посвященные аптекарскому делу и целебным свойствам трав. Несколько фармацевтов вместе с помощниками-студентами готовили заказанные снадобья. Сюда поступали последние сведения о медицинских открытиях из Парижа, Лондона и Вены, здесь изучали способы борьбы с холерой.
Теодомиро и брат Браулио прошли в конец помещения и поднялись в мансарду. Наверху трудились бухгалтеры, а рядом находилась большая гостиная, доступ в которую был открыт немногим. Лишь избранные знали, что в этой гостиной, посреди которой стоял роскошный стол для французского бильярда, мадридские карлисты планировали свои операции. Теодомиро не без иронии и дерзости называл эту комнату святилищем.
— Ваше имя? — спросил аптекарь, закрыв дверь.
— Томас Агирре, хотя здесь меня знают как брата Браулио. Пять дней назад я прибыл, чтобы расследовать смерть теолога Игнасио Гарсиа.
— Но, судя по всему, он умер от холеры…
— Он был нашим агентом. Одним из лучших. Ему было поручено подготовить список особо опасных врагов нашего дела — людей известных, имеющих вес в обществе. Мы так и не получили этот список, а когда я приехал сюда, то выяснилось, что падре Игнасио умер. Не слишком ли странное совпадение?
— Холера убивает тысячи людей по всему миру. Пора пересмотреть представления о том, что вам кажется случайным. Впрочем… — Теодомиро задумчиво потер подбородок. — Игнасио всегда был озабочен своим здоровьем. Когда началась эпидемия, каких только снадобий он у меня не заказывал! Он был не только богословом, но и специалистом по ботанике.
— Большим знатоком средневековой медицины, я знаю.
— И ценным клиентом. Настойки, которые он просил меня приготовить, с каждым разом становились все сложнее. Но однажды он словно потерял к ним интерес.
— Почему? Перестал бояться холеры?
— Не знаю. Но несколько недель назад заказы от него перестали поступать.
— Никаких сообщений он не оставлял? Мне сказали, что я смогу получить у вас ценные сведения.
— Моей аптекой друзья пользуются лишь в крайнем случае. Лишние встречи мне здесь не нужны. Один неверный шаг, и мне конец. Аресты карлистов происходят ежедневно, и немногие возвращаются из застенков живыми.
— Сейчас трудно передвигаться по улицам, не вызывая подозрений. Из-за эпидемии город почти обезлюдел.
— Единственное, что я могу вам сказать, — вы не первый агент, который интересуется Игнасио Гарсиа. Несколько дней назад сюда заходил человек, спрашивал, не оставлял ли он мне перстень.
— Перстень с двумя скрещенными молотами?
— Да. Вы о нем слышали?
— Сегодня утром. Могу я спросить, кто этот агент?
— Я не имею права раскрывать имена. Осторожность крайне важна, если мы хотим уцелеть. Неведение — лучшая гарантия, что вы ничего не скажете под пытками.
— Понимаю. А что-нибудь еще он говорил — или только спрашивал о перстне?
— Он сказал, что падре Игнасио тронулся умом. Что он вступил в тайное общество, намереваясь как можно глубже внедриться в среду антикарлистов… И якобы сам увлекся их идеями.
— Это исключено. Он до последнего дня посылал отчеты.
— Я не говорю, что он изменил идеям карлизма. Однако он все больше втягивался в деятельность этого тайного общества.
— В любом мадридском кафе есть свое тайное общество. К какому из них он примкнул?
— Этого мой посетитель не сказал. Кое-где требуют обет молчания, и нарушение карается смертью. Этот человек пришел за перстнем, так что, думаю, он и сам был связан с тем обществом.
— Что, если те, кто в нем состоит, узнаю́т друг друга по этому перстню? — предположил Томас Агирре.
— Возможно.
Агирре не упомянул, что такой же перстень был у приора из монастыря Святого Франциска Великого и по совместительству исповедника королевы-регентши. Умолчал он и о том, что и сам проник в этот монастырь не случайно. Карлистская разведка считала, что приор, посещавший собрания заговорщиков, был сторонником Изабеллы. Он был одним из главных информаторов двора о событиях на северном фронте, а также одним из подозреваемых в убийстве падре Игнасио Гарсиа. Но, к несчастью для Агирре, приор Бернардо погиб во время бунта горожан — скорее всего, им самим и спровоцированного.
34
____
— Убит великан! Убит великан! На мадридской улице нашли убитого великана!
Мальчишка-газетчик надрывался, стараясь привлечь внимание прохожих к статье о необычном мертвеце. Однако в руках у него была не «Эко дель комерсио», с которой сотрудничал Диего, а «Обсервадор» — единственная газета, не все свои страницы посвятившая расправе над монахами.
Лусии было безразлично, кто написал об этом. Ее взгляд сосредоточился на газете, которой размахивал мальчишка. Над картинкой теснились непонятные буквы. Есть ли в статье какие-нибудь сведения о ней? Лусия смогла бы разобрать только собственное имя, но это было для нее так же трудно, как различить чье-то лицо в потемках.
— Можешь прочитать, что здесь написано?
— Я могу продать тебе газету.
— Но я не умею читать.
— Эй, постой-ка! А ты похожа на эту, с картинки…
Мальчишка схватил Лусию за рукав, и она обернулась. На второй странице был напечатан ее портрет —
