Кульбиты - Валери Тонг Куонг
Лени привалилась к стене, чтобы не упасть. Вот оно: граната взорвалась, оглушая, разрушая опоры. Она научилась защищаться от неопределенности, от перечеркнутого будущего, от будущего, обрезающего крылья, – нужно только ухватиться за настоящее, прижаться к матери, позволить взгляду скользить по хаосу картинок над ее столом, по фотографиям, сделанным, когда она, Лени, была ребенком, подростком, на них она почти всегда с родителями, в ресторане, на фоне школы, где-нибудь на каникулах, вот фотографии с тренировок и соревнований, вот она между Джоной и матерью или в воздухе, над площадкой; нужно только бежать быстрее, давай же, Лени, прыжок, кувырок, переворот, – но все кончено, наступил ее личный конец света, и начало ему положил не этот смерч, нет, все случилось гораздо раньше, где-то у истоков ее жизни; и она никогда не узнает, когда все началось, потому что ее мать лежит где-то, в нескольких сотнях метров отсюда, и не ответит на ее вопросы; почему ты ничего не говорила? неужели меня тебе было недостаточно? Была ли хоть капля правды в твоих объятиях, в колыбельных, которые ты пела, в обедах, которые готовила? Ее мать хотела уснуть и не просыпаться, ну что ж, ее желание сбылось – стены, о которых она говорила, действительно ее уничтожили. Думала ли она о дочери, когда обрушилась крыша? Когда провалился пол? Думала ли о муже? О Джоне? Правда ли, что когда смерть приходит, меняются приоритеты и взгляд на жизнь? Нет больше огромного дома, нет любящей семьи, все обратилось в прах – разве это не меняет расклад?
Она смочила водой щеки, лоб, волосы, пытаясь вернуть контроль над разумом, ошеломленным и недоумевающим. Нужно решить, что делать с тем, что она узнала. Что делать с любовью к матери, что делать с восхищением Джоной, с неведением отца, с его гордостью? И с ее собственным телефоном, который не умолкал – Айрис звонила снова и снова. Лени привстала на цыпочки, потянулась к форточке, все стекло было в размазанных по нему ветром мертвых насекомых. Ночь была ясной. Вдали, в дрожащем свете прожекторов, можно было разглядеть клубы пыли, поднятые экскаваторами. Ей показалось, что она получила ответ: работы продолжаются, значит, ничто еще не закончено, ничто не определено. Значит, она не обязана принимать решение прямо сейчас. Она глубоко вздохнула и перезвонила Айрис.
И вот теперь она сидит рядом со Свеном. На площади полно веселых детей, и кажется, что ничего и не было, ей все приснилось, она вернется домой и увидит, как мама режет фрукты на кухне, выложенной португальской плиткой. Все в порядке, только лужайка пострадала от ливня. Смерч прошел в стороне, далеко, их часть города уцелела.
Но что-то не так в этой картине. Дети играют, смеются, толкаются, лазают по металлическим конструкциям, качаются на веревках, и она вспоминает, что сегодня суббота. В это время она должна быть в зале. Но вот уже три дня у нее ни одной тренировки, а за целых пять лет такое случалось, только если она уезжала на каникулы или на экскурсию с классом. Она смотрит на лицо Свена, на его исцарапанные лоб и щеки, на его руку, всю в синяках. Свен ранен, хотя ему и не пришлось встретиться с монстром – во всяком случае, не лицом к лицу, его задело по касательной; когда начался дождь, он был на футбольном поле вместе с одноклассниками, вместе с Айрис. Поднялся страшный ветер, и они увидели, как растет воронка, как начал формироваться смерч, как он двинулся к городу, и они испугались, ведь он мог изменить направление, они вспомнили правила: не прятаться под деревьями, найти укрытие, и бросились в придорожную канаву, дождь хлестал так сильно, что струи отскакивали от их спин, небо будто обстреливало их стальными шариками, порывы ветра смешивались с зарядами воды, все грохотало, их обливало грязью, на них сыпались обломки ветвей и камни, Айрис дрожала, еще одна девочка плакала, и вдруг он подумал о Лени, не о своей семье, не о своем доме, он подумал о Лени и вдруг отчетливо представил себе путь от точки, где возник смерч, до другого конца города, испытал панический страх, выкрикнул ее имя и не услышал, как Айрис кричит в ответ, что Лени в безопасности, Лени в зале, и он почувствовал абсурдный, инстинктивный, глупый порыв, он хотел видеть, хотел знать, и он поднялся на ноги. В этот момент его и ударила ветка, с размаху. Он попытался закрыться рукой, защититься, и результат известен: легкое сотрясение мозга, двойной перелом, многочисленные синяки и порезы.
Когда они начали встречаться, Лени уже три года была в него влюблена, но старалась держаться на расстоянии. Она предчувствовала, что любовь принесет только проблемы, она наблюдала за парами среди своих друзей, видела, как вспыхивала между ними страсть, как приходили разрушительные печали, видела, какое место любовь занимает в их жизни, и это была проблема, не имевшая решения, – в ее жизни места для любви почти не оставалось, все было отдано тамблингу. Когда она замечала Свена на школьном дворе, в конце коридора, наверху лестницы, когда выходила из школы и он улыбался ей, сидя на своем мотоцикле, у нее кружилась голова, она чувствовала опьянение, ноги внезапно слабели; иногда, по ночам, она мечтала о нем и просыпалась, влажная и трепещущая, с рукой между бедер. Вот это она ненавидела больше всего – потерю контроля над единственным, что она могла контролировать: над своим телом. Она то приближалась, то отдалялась, и было очевидно, что его тоже к ней тянет, но она боялась этого притяжения, которое могло заставить их шагнуть навстречу друг другу. Она задумывалась о том, что управляет ее чувствами, ведь она так мало говорила с ним… Возможно, это его взгляд, его красота – хотя его темные кудри и смуглая кожа не всем показались бы красивыми. И тут она тоже чувствовала внутренний протест: влюбиться из-за чего-то настолько несущественного, из-за одного только взгляда, манеры держаться, очертаний лица… но может быть, дело в чем-то другом, более важном, что недоступно ее пониманию? Но тогда нужно принять как факт, что магия любви существует, ее родители всегда так яростно защищали эту идею – сами они влюбились с первого взгляда, они были уверены, что их души знали друг друга раньше, и вот, можете видеть, что у них получилось. Лени не хотела ни заводить роман-однодневку, ни «становиться парой» – это выражение казалось ей совершенно нелепым, – особенно в четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать лет, хотя в школе все только об этом и говорили. Все, что предполагало какое-то развитие в будущем, она исключала из своей жизни как заранее обреченное на провал. Конечно, ей было больно видеть Свена с другой девушкой, но она убедила себя: чувства – всего лишь результат работы мозга, способ защиты от перегрузок, способ расслабиться между тренировками, отвлекающий ее всякими образами, развлекающий ощущениями, не похожими на те, что она испытывала в зале, прыгая и кувыркаясь.
Это могло продолжаться бесконечно, если бы не тот странный зимний вечер… Уже несколько дней стояло необычное тепло, солнце светило, как в апреле, небо стало слишком ярким, зацвели вишни. Айрис уговорила Лени поехать на вечеринку к приятелю ее приятеля: в отличие от Лени, она постоянно с кем-нибудь встречалась,
