Нерасказанное - Ritter Ka
Начали жить вместе.
Он сказал: "попробуем". Она согласилась.
Маленькая комната, чайник на спиртовке, его рубашка на стуле.
Сначала все было обыденно.
Он оставлял вещи, не закрывал банку с зубным порошком, читал вслух черновики.
Она молча убирала, мила чашки, спрашивала, не болит ли голова.
Он изменял. Откровенно.
Иногда – с улыбкой. Говорил:
"Роза, и ты не сдерживайся. Так жить проще."
Просто молчала.
Он творец.
Ему с одной женщиной нельзя.
Его слишком много.
Ищет вдохновение. Она это знает.
Он имеет право.
Роза сама себя убедила.
Всё хорошо.
> В. ВИННИЧЕНКО, Дневник: Хочу попробовать пробный брак… Иногда она мне неприятна.
> В. ВИННИЧЕНКО, Письмо Е. Чикаленко: Сошелся где с кем… Л, А, Е, С — в отставке. Ее тело как у 14-летней, детская фигура. Никакой хити не вызывает, но интересно, чем это кончится. Пока ведет себя, как умная и искренняя. Но женщина — существо удивительно непостоянное и неискреннее. Увидим.
IV. МУЗА
Франция, месяц от начала совместной жизни
Он сказал без ухмылки.
— Докажи, что хочешь быть со мной.
Она испугалась.
Думала, он о любви, о преданности.
Продолжил:
– Я писатель.
Мне нужна правда. Живая.
Муза.
Не слова, а дело.
Роза кивнула. Она сделает все, что он хочет. Даже это.
Главное: он избрал ее.
Кровати были узкие. С пробором посередине.
Роза легла по диагонали.
Голова ему на плечо. В проход.
Подушку Володя унес. Себе подстелил. Между кроватями.
Чтобы не замерзнуть. И чуть повыше. Угол лучше, на уровне глаз.
- Не двигайся, - тихо.
И она не терялась.
Человек, которого он привел, не произносил ни слова.
Не смотрел на нее.
Просто встал между ее ногами, как мастер к работе.
*****
Володя смотрит. Внимательно.
На вход.
На движения.
На то, что входит в нее.
Чистый угол. Линия.
То, что для другого мужчины — мгновение,
для Володи откровения.
Листами летят слова о "музе", об "искренности", и правда другая.
Володя кончает. Сам.
Не от Розы -
а от вида того,
что раздвигает ее изнутри.
От самой формы.
От траектории.
От движения, которое он никогда не увидит, когда входит сам.
От мысли, что этот ракурс видит только он. И никто. Никогда.
Володя. Единственный.
Ему больше не нужно.
Нет тела.
Нет Розы.
Ничего.
Только угол.
Линия.
Движение.
Короткий, грязный,
почти священный момент,
когда чужой член исчезает внутри нее.
и он, Володя,
видит это первым.
Иногда гений об этом пишет. Иногда рисует.
Однако каждый раз захлебывается от удовольствия.
******
Роза лежала и думала. Не о чужом человеке на себе.
Нет. Когда-то люди будут читать его книги, и всюду будет она.
Не "какая любовница".
Не "еврейка из Парижа".
Роза.
Без нее он не написал бы лучшего.
Она дала ему правду тела.
Она стояла рядом, когда он становился большим.
История запомнит муз и жен гениев.
А талантливых врачей нет.
Поэтому она будет терпеть.
Все.
Лучше быть в его тексте,
чем быть неким в своей жизни.
Иногда даже доходило до судороги.
Тело. Не ее воли.
Сжимало так, что она сама пугалась.
Тогда откидывала голову.
Закрывала глаза. И чувствовала его поцелуи.
Лоскит. Усы. Борода. Запах.
Сотрясение. Не от мужчины.
Не от желания.
От того, что тело живет своей жизнью,
когда душа хочет убежать.
От этого становилось еще грязнее.
> ПРИМЕЧАНИЕ. В. Винниченко имел
страсть к вуайеризму. Объяснял это стремлением к объективности и поиском новых источников творчества. Описывал свой опыт.
V. УТРАЧЕННЫЙ МИР
Зима 1911/1912 года.
Орел, Рус. Империя.
Яков Лифшиц, ее отец, сидел за столом и молчал.
Купец первой гильдии. Высокий лоб. Серебряное кольцо.
Смотрел на нее как на дочь, которой уже не будет.
— Этот твой… писатель… он что… наш?
- Нет.
— Гой, значит.
— Так.
— Он что, в Бога хоть верит?
- Нет.
— А ты? Почему ты говоришь на этом? Малоросский? Это что теперь — твой язык?
— Так.
— Откуда, Розо? Откуда у тебя это в горле?
– Это теперь мой язык.
— А ты? А ты, ду душе майне, — ты кто теперь?
"А я с ним. Всегда."
Она сказала это спокойно. Без крика.
Как окончательное.
Отца она никогда больше не видела.
VI. ОСВОБОЖДЕННЫЕ
Франция, 1912-1915 гг.
На людях он говорил о свободе женщины. О равенстве. О новой этике.
Дома:
– Ты едва сдала экзамены.
– С тебя врач – как из меня балерина.
Она молчала.
Он называл ее Коха. Ей хотелось – Роза.
Коха – это существо без пола. Не женщина. Не она.
> Р. ЛИФШИЦ, Письмо к В. Винниченко, 1913 г.:
Если бы другая женщина сделала тебя счастливым, я бы отдала тебя ей.
И ушла бы навсегда.
Если бы ты знал, как мне хочется, чтобы ты был счастлив.
VII. ОТКРЫТОСТЬ
Он нелегал. Ей запрещено работать.
Диплом ничего не стоит. Она тоже.
Живёт с ним без брака.
Соглашается на открытые отношения, потому что знает:
если скажет "нет" - он уйдет.
Она – неплохой врач.
Имеет руки. Имеет память. Имеет клиническое мышление.
Но его не слушают. Не видят.
Пациенты идут в другие.
Она не врач. Уж нет.
Профессия рассыпается.
Самоуважение – следом.
Есть только он.
Война все поменяла. Врачи стали нужны.
Можно получить диплом.
VIII. МОСКВА-1916
Володя ездил на фронт. Возил теплую одежду и книги.
"Там меня ждут".
Возвращался уставший.
Роза решила:
так дальше нельзя. Он помогает людям. И она должна быть полезна.
Надо доучиться. Работать.
Спасать людей.
Уехала в Москву. Сама.
Работала в госпитале. Жила отдельно от него.
Устроилась в больницу.
Спасла от дифтерии малую Екатерину Грушевскую.
Так познакомилась с профессором.
Володя…
Тоже был в Москве. Нелегально. Отдельно. По своим делам. В текстах. Не в нем.
Неожиданно.
По голове.
Беременность.
Роза сама не своя от счастья.
Он тоже не против. "Коха, на этот раз точно все должно быть хорошо."
Что было в прошлый раз она не знала. Не спрашивала.
Писала ему на фронт (он уехал, важные дела):
"...я так хочу ребенка, кроха моя! Как я люблю уже ее! Оно будет подобно тебе, может мне будет такое счастье".
Однако. Нет.
Не суждено.
Дикая боль. Больница.
Внематочная.
Плод разорвал трубу.
Угроза жизни.
Реанимация.
Роза чуть не умерла.
Ее разрезали.
Зашили.
Стерильная навсегда.
Луна в больнице.
Володя приехал. С войны. Грустный.
Писал статьи.
Ничего не понял.
Сказал: "Будет еще."
IX. НУЛЕВЫЙ УНИВЕРСАЛ
Март 1917 г.
Москва
Она узнала последней.
Грушевский зовет его в Киев.
Это дьяка. За дочь. За нее.
Она расцвела внутри.
Наконец-то. Не зря. Не в тень. Не молча.
Он уедет и возьмет ее с собой.
В свою Украину. Она там никогда не была.
Но он двинется сам.
И даже это не вправило ей мозг.
Она ждала прощальной ночи.
Как обычно. Как после ссор. До потери пульса.
Он собирался усердно.
Гладил рубашку. Подбирал галстук. Парфюм. Чистил ботинки.
Она спросила – зачем.
– Потому что я буду у власти, – сказал.
Он подошел, когда было уже поздно.
Не обнял. Ничего не сказал.
Просто взял ее. Как обычно.
Без жалости. Без страсти.
Как ритуал.
– Я напишу, – бросил в спешке.
Когда дверь захлопнулась, она не плакала.
Только скрутило то, чего уже не было.
То, что из нее вырезали.
Как призрак боли. Как упоминание о теле.
Она осталась.
Она поедет за ним со временем. Он позовет. Как найдет комнату.
Как войдет во власть.
Когда вернется их любовь.
X. ЧЕМЛИНА
Разбирала вещи. Наткнулась на чемодан.
Черная. Крепкая кожа. Металлические углы. С замком.
Он называл ее "писательской".
Говорил: "для вдохновения".
Никогда не открывал при ней.
Сперва отодвинула. Потом вернулась.
Сняла с полки щипцы для угля. И выбила замок.
Металл подвергся второму удару.
Крышка открылась тяжело, словно сопротивлялась.
От удара верхний лист сдвинулся и упал на пол.
Она его не увидела.
Их были сотни.
Неотправленные письма от Володи.
Слишком откровенны. Те, которых он испугался.
Другая часть – ответы.
От S.
Почерк – с
