Пирожки со вкусом преступления - Селия Брук
– Мэри, нам не о чем говорить. Я страшно занят.
– Я не займу много времени, – заверила Мэри. – Ты слышал о том, что случилось с Гленном Рафферти?
Пол удивленно уставился на Мэри.
– Ты об этом хочешь поговорить? Я думал, дело в письмах.
– Нет, но о письмах мы тоже можем поговорить.
– Ладно. Извини меня за эти письма Эммету, я был страшно зол и не в себе. Про Рафферти я слышал, это ужасно. До свидания.
Мэри нахмурилась:
– Пол, я прошу уделить мне совсем немного времени. Согласись, я нечасто у тебя бываю.
– Ты у меня никогда и не была, – почти обиженно заявил Пол, – и у меня совершенно нет времени. И при чем тут вообще Рафферти?
– Ты слышал, что его ударили по голове и запихнули в рот одну из моих ежевичных тарталеток?
– Я же уже сказал, что слышал. Чего ты от меня хочешь?
– Может, не будем говорить в дверях?
Пол, сдавшись, пригласил Мэри в гостиную. Обстановка в ней была претенциозная, но, как это часто случалось с Полом, безвкусная. Кричаще-красный диван, который стоял в центре комнаты, наверняка был сделан каким-то модным дизайнером: это можно было угадать по тому, что он выглядел не только вызывающим, но и безумно неудобным. Рядом стоял странный торшер, который выглядел так, словно его собрали из какого-то мусора и металлических деталей. А на полу лежал ковер с таким длинным белым ворсом, что Мэри была уверена: Полу приходилось часами расчесывать его щеткой для волос. На стенах висели картины, которые муж когда-то забрал с собой, уезжая из ее дома. Это были работы сверхмодных художников, суть и содержание которых ей всегда было сложно уловить. На одной из них было изображено фиолетовое море с черными дельфинами, изрыгающими огонь. На второй просто разноцветные пятна. Третья являла миру женскую грудь, каплей торчащую из цветочной вазы. Последняя всегда смущала Мэри больше всего, потому что к ней иногда приходили гости и никогда нельзя было предугадать их реакцию на это полотно. Мэри подозревала, что Пол и сам не имел понятия, что хотели сказать все эти творцы своими необычными шедеврами. Возможно (с вероятностью девяносто девять процентов), они просто выставлялись в модной лондонской галерее, и бывший муж, прочитав об этом в каком-нибудь журнале, скупил все оптом.
– Я знаю, что мой вопрос тебя смутит, но все же прошу тебя ответить. Где ты был накануне ночью, когда напали на Рафферти?
Пол едва удержал поехавшую от удивления челюсть.
– Я? При чем тут я?
– Просто… Есть версия, что кто-то хотел подставить меня и лишить пекарню репутации. – Мэри внезапно поняла, как глупо выглядит. Приехать к человеку, которого давно не видела, и с ходу обвинять его в преступлении, к которому он мог и не иметь отношения. Да и если бы имел – неужели признался бы? Что сделала бы Бет? Она всегда говорила: «Смотри на реакцию». Она прожила с Полом достаточно, чтобы понять, обманывает он ее или нет.
– Что ты несешь? У кого это родилась такая версия? – Лицо Пола исказилось гневом. – Ты спятила? Погоди-ка… Что-то я не вижу тут полицию. Значит, это твои собственные домыслы! Держу пари, тебя надоумила эта ненормальная писака, твоя драгоценная подружка Бет. Она, наверное, сейчас прячется за дверью и подслушивает?
Мэри попыталась объяснить:
– Просто тарталетку мог засунуть только тот, кому важно было указать на меня.
– И ты решила, что это я?
Пол уставился на нее в полнейшем изумлении. «Похоже, не врет», – пронеслось у Мэри в голове.
– Просто скажи, где ты был.
– Поверить не могу! – Пол нервно заходил по комнате, размахивая широкими полами халата от Хелен Бенсон. – Ты являешься сюда после всего, что было. После того, как ты просто вышвырнула меня из своей жизни и растоптала в пыль мои чувства… и не для того, чтобы извиниться! Нет! Для того, чтобы обвинить меня в преступлении.
Мэри уже почти чувствовала свою вину, но при этих словах возмутилась:
– Извиниться? За что?
Пол присел на край своего дивана, но тут же вскочил, подтвердив догадку Мэри, что диван жутко неудобный.
– Не за что же, правда, дорогая? Мы, между прочим, давали друг другу клятвы, если ты помнишь, что это значит. Ты клялась быть со мной в радости и в горе, а когда все пошло не так, как тебе хотелось, ты просто забыла об этой клятве. Как удобно, правда, Мэри?
В словах Пола сквозило столько неподдельной горечи, что Мэри впервые с момента развода задумалась, что, может быть, неверно оценивала ситуацию. Она никогда не думала о том, что причинила Полу боль. В конце концов, в разрыве всегда виноваты двое, и часть ее вины в случившемся тоже была.
– Прости, я никогда не думала об этом в таком ключе. Я тоже виновата.
Пол отвернулся к окну, скрестив руки на груди.
– Да, виновата.
– Скажи мне, где ты был в ночь нападения на Рафферти?
– Это тебя не касается.
Мэри попробовала говорить мягче:
– Пожалуйста.
– Я был здесь, понятно? Только не спрашивай, может ли это кто-то подтвердить. Не строй из себя детектива. Зачем тебе вообще совать свой нос в эту историю? Из-за чертовой тарталетки? Боже правый…
– И все же, кто-то может подтвердить, что ты был дома? – Мэри решила быть настойчивой и идти до конца. Выбора у нее не было.
Пол внезапно принял заносчивый вид:
– Может! Я был с женщиной.
Мэри даже не поняла, что почувствовала при этих словах, таким неожиданным было это заявление. Конечно, она понимала, что рано или поздно личная жизнь ее бывшего мужа наладится, но все его звонки и письма говорили о том, что он еще не отпустил Мэри из своего сердца. Внезапно она вспомнила, что звонки прекратились полгода назад. Значит, именно тогда и появилась эта женщина.
– С кем ты был? С ней можно поговорить?
– Еще чего! Это совершенно не твое дело. Я не обязан перед тобой отчитываться. Если сюда явится полиция, я все расскажу полисмену. Но тебе я ничего говорить не собираюсь.
Мэри понимала, что Пол прав, и, скорее всего, она его не убедит рассказать ей больше. Но если он врет, об этом она тоже не узнает.
– Тебе пора уходить. Я настаиваю. У меня масса работы.
– Рада,
