У смерти твоё имя - Диана Аркадная
Чиркен слабо улыбается и гладит ее по плечу.
– Я смотрел на тебя и не уставал поражаться, что столь чудесная девушка мое кровное дитя. Твое существование стало для меня таким подарком, драгоценным и долгожданным, что я боялся все испортить.
– Подарком? – Сабина отчего-то не может поднять на него глаз и склоняет голову, будто прячась от слов, проникающих убаюкивающей волной в самое нутро и тут же разбивающихся на части под острием воспоминания. В ее памяти вновь звучит напряженный голос Александра:
«…И время, и место наводят на размышления».
Ему вторит Тимур:
«Он пробил мне голову и переломал обе ноги железным прутом».
«Прочь», – шепчет девушка своим мыслям, оставляя себе только тепло прикосновения здесь и сейчас. Семья, о которой она мечтала. Человек, для которого Сабина – подарок, а не ужасная ошибка, которая не должна была рождаться на свет.
– А как иначе? – Чиркен осторожно привлекает ее к себе, обнимая одной рукой. – Я и мечтать не мог о том, что у меня есть дочь. Ты ведь последняя из нашего рода, больше никого не осталось. Мне было так легко полюбить тебя, как если бы я был с тобой с самого твоего рождения. Ты ведь тоже это почувствовала? Связь между нами.
Сказанное укутывает ее своей нежной пеленой. Девушка прижимается щекой к мужскому плечу, чувствуя, как ткань рубашки на нем постепенно становится влажной от слез, которые все никак не желают останавливаться.
Конечно, она почувствовала. В этом доме она ощутила себя частью чего-то целого. Это чувство рождало в ней потребность, которой не получалось дать название. Ей больше не хотелось убегать.
– Прости, что меня так долго не было рядом, – шепчет Чиркен в ее волосы. – Прости, что тебе пришлось пройти через столько вещей, которые никогда не должны были с тобой случиться. Если бы я только знал… Я бы нашел тебя и забрал.
Сколько раз маленькая Сабина представляла себе, как приходит кто-то большой и сильный, крепко ее обнимает и уносит с собой из непрекращающейся череды боли и страха. До тех пор, пока не уверилась: никто не придет, потому что некому спасти ее, кроме нее самой.
Она поднимает ослабевшие руки и обнимает человека, назвавшегося ее отцом, в ответ. Нужна ли ей защита теперь? И не станется ли так, что защищать ее следует от того, кто уже обвил своими побегами ее ствол, чтобы иссушить и оставить пустоту там, где бьется живое сердце?
Пусть.
В детстве Сабине пришлось выживать как умела. Она привыкала ко всему, что с ней делали: к холодной тишине, к одиночеству и маленькой комнате, из которой ей почти никогда не разрешали выходить, к боли, приходившей всегда без предупреждения. Затем, когда отчаянье и страх достигли крайней точки, что-то произошло в ней – надрыв или трещина, навсегда расколовшие ее душу несмываемым клеймом. Страдания не исчезли, но источник их теперь поселился внутри нее самой, и девушка просто существовала, не чувствуя вкуса, не позволяя себе желаний.
«Как будто не жизнь живешь, а повинность отбываешь», – так сказала ей Любовь Григорьевна в их последнюю встречу.
Что ж, возможно, так оно и было. Никто не может наказать человека больше, чем он сам. Но теперь все иначе. Или все запуталось еще больше?
Как бы она хотела просто жить, не оглядываясь назад и не думая о будущем…
Глава 15
Пожалуй, в жизни каждого однажды наступает особая пора, когда переосмысляешь то, что оставляешь позади, и то, к чему хочешь прийти в итоге. Страх и надежда, предвкушение и разочарование – зависит ли то, чем это будет, от самого человека или от сотни мелочей, которые складываются в огромную снежную лавину, способную как вознести на вершину, так и погрести под собой, ломая кости? Сабине хочется отпустить себя в стихийное течение судьбы, привычно позволить решить за нее, где ей суждено оказаться, но в то же время что-то новое в девушке, сотканное из сотен удивительных бесед и открытий, что подарили ей дни в поместье, не позволяет ей этого сделать. Радость, что обрела настоящего отца, и какая-то подспудная тоска из-за того же мешаются в Сабине, и то ластятся друг к другу, рождая новое томительное чувство, то грызутся меж собой, будто дикие звери, заполняя голову противоречивыми мыслями. Слова Тимура сверлят ее сознание, проделывая в нем незарастающие дыры из беспокойства и сомнений. Отец и сын – она не может понять, кто из них ей лжет и чьей лжи ей хочется поверить.
Она уже разбросала камни, и вот настало время их собирать. Только не случится ли так, что тяжесть этих камней будет столь неподъемна, что Сабина сложится под их весом и больше не сможет встать?
Она проходит по коридору, залитому холодным зимним светом. Витраж на арке выглядит темным и безжизненным, и почти нельзя разобрать, где один цвет переходит в другой. Сабина идет мимо развешенных по стенам фотографий, чувствуя, будто те, кто на них запечатлен, провожают ее взглядами. Не просто часть неизвестной истории, а ее предки. Корни, уходящие в глубину времен, связывающие ее с этим миром, дающие право принадлежать и быть частью чего-то большего. Частью рода.
Чиркен предложил ей изменить фамилию: та, которую она носила до сих пор, принадлежала отчиму. Они договорились, что сделают это сразу же, как растает первый снег.
Ее имя сотрется после смерти, но имя рода останется. И Сабина будет жить вместе с ним.
Тимур ждет ее, прислонившись плечом к стене возле самой решетки. Увидев ее, он почти не выглядит удивленным.
– Ты ходишь совсем иначе, чем отец, – говорит он, склонив голову и рассматривая ее лицо. – Раньше я не задумывался о таких вещах. Сегодня какой-то особенный день?
– Теперь мы будем видеться чаще. –
