У смерти твоё имя - Диана Аркадная
Тихий выдох проходится по салону автомобиля, шелестом прокатывается по коже.
– Глупо. – В голосе Гаврилова нет злости, только смутная тень разочарования, будто бы он предвидел ее ответ, но все равно надеялся на иное ее решение.
– Может, и так, – признает Сабина, действительно допуская, что совершает глупость, отказываясь покинуть поместье. Ее чутье тоже дает о себе знать, заставляя испытывать странную опаску всякий раз, когда она позволяла себе задуматься о происходящем чуточку глубже. Порой девушке даже казалось, что она знает что-то, но подсознание старательно скрывает это от нее, не допуская осознания. Возможно, потому, что это осознание принесло бы с собой слишком много всего? Эти мысли помогают вспомнить о важном вопросе, который она могла задать только Александру. Она оборачивается к мужчине. – Цветы, которые были рядом с телами… Вы же проводили экспертизу? Что это за сорт? И как давно засушены соцветия?
Мужчина некоторое время раздумывает – кажется, не столько над ответом, сколько над тем, делиться ли им с Сабиной.
– Нарцисс поэтический. Цветку минимум несколько десятилетий, – все же отвечает он, и рука девушки, продолжавшая держаться за ручку двери, холодеет, бессильно опадая на сиденье. Гаврилов, от которого не укрывается ее изменившееся лицо, тут же задает встречный вопрос: – Ты ведь не просто так спрашиваешь? Ты что-то знаешь?
Слюна становится вязкой как жидкое стекло, прошивая горло то ли позывом на кашель, то ли тошнотой. Медленно, как если бы находилась где-то под водой, Сабина качает головой.
Александр долго сверлит ее взглядом, а поняв, что девушка ничего не скажет, вновь выдыхает и трет переносицу рукой с зажатой в ней незажженной сигаретой.
– Смотри, как бы не стало слишком поздно, – устало роняет он.
Она боится, что это поздно наступило уже давно, возможно, даже до того, как она приехала в поместье. Сомнения смежают свои удушающие кольца вокруг нее, как ветви фикуса-душителя. Ее сердце разламывают трещины, ее легкие продавливают гвозди, и ей кажется, что сделать еще один вдох попросту невозможно, но это лишь иллюзия воспаленного разума, и тело ее продолжает жить вопреки жгучей отраве мыслей, что ледяными змеями скользят в сознание откуда-то из глубины.
После Сабина остается проводить покидающую дом машину следователей. До того самого момента, как стихает отдаленный рокот, она бездумно наблюдает за медленно, но неуклонно овладевающим землею снегом, обещающим, что вскоре скроет поместье от внешнего мира, разорвет все связи и оставит его существовать вне времени и вне жизни в ожидании дня, когда наконец придет весна.
* * *
Предпраздничная суета пытается стереть все волнения, принесенные чужаками в безбурную жизнь поместья. Но, как это порой и случается, под тихой гладью спокойных вод могут скрываться водовороты, которые только и ждут того, чтобы утянуть незадачливую добычу на дно. Сабина не знает, стал ли дом Пашуковых для нее пристанищем или же роковым омутом, но, какая бы участь ни ждала ее в итоге, она не может отказаться от того, чтобы быть частью этой семьи, пусть и понарошку.
У девушки не осталось воспоминаний о том, как она праздновала Новый год в родительском кругу: они давным-давно поблекли и спрятались в череде других, более поздних. Отчего-то ей кажется, что те дни ничем не отличались от прочих, завернутые в увядающую пыль их небольшой квартирки, пронизанные глухим безразличием матери и гневными вспышками приходящего в неистовство из-за каждой мелочи отчима.
Теперь же все иначе. Подготовку к празднику Чиркен начинает с уборки и украшения дома. Даже Тимур словно забывает о своей безгласной враждебности и вполне охотно занимается приготовлением новогоднего стола. Однако как-то раз Сабина слышит от него оброненное невзначай, что, не будь здесь ее, он и не подумал бы выходить из комнаты. Ее ответа юноша явно не ждет, но девушка и не знает, что может сказать на это признание своего рода привязанности: полные подозрений мысли не оставляют ее теперь ни на мгновение. Сабина старается проводить больше времени с Чиркеном или в одиночестве, но как-то так выходит, что, куда бы она ни отправлялась, там вскоре появляется ее подопечный, будто поставивший себе цель не оставлять ее без присмотра.
Елку Чиркен приносит живую, из леса, и они с девушкой целый вечер развешивают старые игрушки из тяжелого раскрашенного стекла, оставшиеся, кажется, еще с начала прошлого века, а также завернутые в серебряную фольгу мандарины. Для последних на кухне висит необычная леска с иголкой: каждый, кто съедал мандарин из фруктовой вазы, здесь же нанизывал кусочки корки на эту леску. В итоге получалась странного вида гирлянда – оказалось, что это давняя семейная традиция, и Сабина, пусть и не сразу, тоже к ней присоединяется.
Вечер кануна проходит за необильным, но изысканным застольем – Тимур и правда готовит замечательно, пусть и делал это на ее памяти нечасто. Столовую украшает теплый свет многочисленных лампочек, каскадом спадающих с занавесей каждого окна, в воздухе кружит запах свежей хвои и горячего сбитня. После под мурлыканье гимнопений Сати Сабина кружится в легком танце с Чиркеном (и почти не путается в ногах, к собственному облегчению), а Тимур наблюдает за ними, изредка делая глоток из своего стакана. На лице его нет ни гнева, ни ожесточенности. Впервые за долгое время он выглядит примиренным с тем, что лишало его покоя.
После полуночи он все же оставляет их, и тогда Чиркен преподносит девушке подарок – вытянутый футляр. Осторожно открыв тугую крышку, она видит изогнутый нож с резной деревянной ручкой. На ней узкой полосой вьется узор из виноградной лозы, начинаясь от центра и причудливой паутиной расходясь по сторонам. Вид оружия рождает внутри привычное томление. Она, едва касаясь, проводит пальцами по резьбе, ничуть не похожей на виденную на орудиях убийства и все равно вызывающей какую-то оторопь.
– Твой личный охотничий нож, – добавляет мужчина, видя ее замешательство. – К тому же я хочу, чтобы у тебя было что-то, чем ты можешь защитить себя в случае чего.
Сабина поднимает на него ставший острым взгляд.
– Разве мне есть чего опасаться в этом доме? – спрашивает она негромко, не будучи до конца уверена в том, какой ответ от него ждет на самом деле.
Чиркен какое-то время молчит, рассматривая ее, а затем его губы едва заметно изгибаются в светлой улыбке.
– Разве что остаться здесь навсегда, если весна заблудится и
