Черный снег - Пол Линч
Руки чешутся по работе, сказал он. Чувствую себя так, будто мне снова двадцать один.
Эскра у него за спиной складывала одежду. Неудачное время для начала стройки, Барнабас. Одно и то же каждый год. Чего б не подождать еще месяц?
Хочу забрать Билли из школы на неделю.
Зачем?
Она замерла посреди комнаты и видела, как он упирается кулаками в столешницу, словно вся воля его направлена в эти кулаки и он мог бы одним нажимом отъединить кухню от дома.
Всего на неделю, Эскра, чтоб подсобил начать. Если месить раствор и таскать камни в одиночку, выйдет медленно и тяжко.
Она покачала головой ему в невидящую спину.
Ты только послушай себя. Вечно жалуешься, что не доучился, что все приходилось вычитывать из книг. Вечно твердишь, что мог бы добиться большего при твоем-то уме. Ты этого же хочешь для своего сына? Я не позволю, чтобы и он вот так, как здешние другие дети, считал школу чем-то неважным.
Всего одну неделю. Ему не повредит.
Нет.
Ну ты глянь, клятый дождь опять прекратился.
Он вышел в сухую утреннюю темноту, скрывавшую любые приметы грядущей погоды. Лампа, стоявшая на каменных плитах, окружала его бледным венцом света, оставляя все остальное тьме. Ночью дождя никакого, и он почувствовал, что утро, может, и продержится сухим, с нетерпением взялся месить раствор. Уложил первые камни хлева. Когда выпросталось над ним утро, он обернулся и посмотрел, как протискивается по-над горами синюшный свет, и показалось, будто это последнее движенье какого-то старого и уставшего существа, какое за ночь обошло землю полным кругом, а утренний свет, неуверенно следовавший за ним, все живое в своем царстве осиять ярко не мог.
Не один час спустя он глянул на невысокую свежую стену, увидел, как блестит на водонапорной колонке солнце. Вымыл руки и отправился в дом завтракать. Заметил Эскру в окне. Стояла она у печи, полуосвещенная ярким утром, пылинки парили, озаренные на своих причудливых нежных орбитах, она растирала перепонки между пальцев, а свет, обнимая ее, лицо ей делал одновременно страдальческим и прекрасным. Ему хотелось поцеловать ее, дотянувшись взглядом. Постучал в стекло, она приблизилась, он показал на хлев. Ты глянь только. Она улыбнулась.
Он зашел в дом, и налила она ему каши, и погладила его по плечу, и поели они вместе.
Позже, когда Барнабас вышел снова, Эскра встала к плите и помешала кашу Билли, налила ее, булькавшую, в орехово-бурую миску. Малец загрохотал по потолку, и она еще раз его кликнула. У кухонного окна услышала жужжание беглой пчелы, бившейся в стекло, и подошла выпустить ее, увидела, как Барнабас шагает по двору, закатав рукава, и кожа у него на запястьях уже запеклась серым. Навстречу же ей ринулась оса, прямиком в лицо, Эскра отступила и отмахнулась. Оса на подлете к подоконнику низко нырнула, затем резко взмыла вверх, к Эскре, сплошь черный корпус, продолговатое, серпом изогнутое брюшко, и она увидела гладкое хладнокровие жала. Внутри у нее все стиснулось. Ни одному существу под светом солнца не любила она вредить, но в облике осы увидела слепое и опасное недружелюбие. Схватила кухонное полотенце и погнала насекомое к окну, услышала у себя за спиной топот Билли на лестнице. Взяла стакан, прижала осу к оконному стеклу и наблюдала, как яростно бьется та в узилище, и тут в комнату вошел Билли. Дай газету, сказала она. Он взял газету со стола и приблизился к матери, протирая со сна глаза, и мать взяла у него газету, запечатала стакан и велела Билли открыть дверь. Выпустила осу, посмотрела, как та набирает высоту, словно крошка гари, исчезает за крышей конюшни. Голова Барнабаса из-за низкой стенки. Если малец проснулся, шли его сюда, сказал он.
Она подошла ближе. Я собиралась попросить его сходить со мной на пляж, сказала она.
Арра, Эскра.
Сегодня суббота, Барнабас. Мы сидели взаперти всю неделю, как скотина.
Барнабас глянул на небо и пробурчал долгое проклятье.
Билли за столом размешивал мед у себя в каше. Свои же синие глаза видела она у него на лице, пока говорила с ним. Поехали прогуляемся по пляжу, сказала она. Когда они вышли на улицу за велосипедами, Барнабас выпрямился, краснолицый, над стенкой хлева. Малец остается, сказал он. Билли стоял, неловко сунув руки в шорты, и устремлял на мать пылкий взгляд мольбы, и наконец она ему кивнула. Иди позови пса, сказала она. Повернулась к Барнабасу. Нельзя мне, что ли, не в одиночку на пляж съездить? Он тебе после обеда поможет.
Перед выездом Билли позвал собаку и обошел двор, но пес не появился. На дороге им в спину суетливый ветер, они крутили педали, а Билли продолжал оглядываться, ожидая увидеть пса, будто тот возникнет вот-вот с любого поля, промокший и полоумный, в единственном глазу яркая рьяность. Они добрались до пляжа, две мили по дороге, и он был усыпан темными лентами водорослей. Из-за сланца моря казалось, будто мир не искривляется, чтобы с собою сомкнуться, а продолжается прямо и неутомимо в вечность.
Они оставили велосипеды на махаре[24] в дюнах, и Билли побежал к воде. Встал среди следов предыдущего прилива, те лежали призраками на песке, отскочил от набежавшей воды. Обернулся, схватил длинный канат водорослей и принялся хлестать им пляж. Эскра, к воде босиком, медленно, колыбельная моря и роскошь соленого воздуха, она собрала и поддернула юбку до колен. Холод покусывал за пальцы, она зашла в воду по щиколотку. Часть подола выпала из рук, и Эскра смотрела, как он промокает и темнеет, отпустила и остальное. Погрузила в воду руки, холод до онемелости, соль моря щипала самые хворые участки у нее на пальцах, и затем она почувствовала, как боль поутихла. Принялась сжимать ладони в кулаки и разжимать их, в воде открывая ладони к небу, словно являя благодать.
Позади нее на пляже Билли начал что-то кричать самому себе и, подкинув клубок водорослей в воздух, наблюдал, как тот трепещет птичье и сверкает. Обернулся и нахмурился, увидев мать, странно присевшую в воде,
