У счастья нет морщин - Анн-Гаэль Юон

– От Нур так ничего и не слышно?

– Нет… Месье Ивон ведет себя так, как будто ничего не произошло, но все ночи проводит в саду, с трубкой. Он выматывается на кухне, под глазами у него мешки до колен.

Увидев озабоченное лицо старушки, Жюльетта со смехом прибавила:

– Но вы бы видели, как старается помочь Марселина! Она дала мне понять, что они с месье Ивоном – отличная команда. Кто знает, что это значит! Иногда она подменяет меня на обслуживании столиков, когда я совсем валюсь с ног. Она делает это из лучших побуждений, но у нее есть обыкновение выпивать за компанию с клиентами, если вы понимаете, о чем я…

– Представляю, как она скучает по тренировкам с месье Жоржем!

– Это точно! Она же уговорила его заняться аэробикой тогда, на пляже, как раз перед…

– Перед тем, как я вас всех подвела!

Жюльетта смутилась и вдруг порывисто обняла ее.

– Нам вас так не хватает, Полетта.

Пожилая женщина удивилась, она так и осталась с опущенными руками. Но, увидев, что девушка не выпускает ее из объятий, она ласково положила руку ей на спину. Растроганная Жюльетта окунулась в аромат розы и жасмина, исходящий от Полетты.

40

С грушевого дерева оторвался лист и бесшумно упал рядом с собратьями на желто-оранжево-красный ковер.

Месье Ивон вздохнул. Было еще тепло, но осень с каждым днем напоминала о своем приходе. Он посмотрел на газон в угасающем свете дня. Нужно будет очистить его от мха, иначе зимой могут быть проблемы. Зима! Казалось, только вчера была весна. Времена года сменяли друг друга с бешеной скоростью, и он ощущал, как время утекает, словно вода сквозь пальцы. Каждый день он тщетно ожидал весточки от Нур; дни тянулись бесконечно, а месяцы пролетали незаметно.

Он взял грабли и собрал несколько листьев в кучу, которую вскоре развеет ночной ветер. С голыми руками, в фартуке, все еще повязанном вокруг живота, он поежился от прохлады и подавил зевок. Вот уже несколько недель ресторан был переполнен. Корреспондент издания Auberges de France[21], заинтригованный этим растущим успехом, заказал себе столик. Месье Ивон попытался припомнить, на какой день. На этот вторник? Или на среду? Он поморщился – писака только добавит беготни!

С тех пор как ушла Нур, Марселина помогала Жюльетте в зале, хозяин не отходил от плиты, а Ипполит мыл посуду. Ипполит, который раньше был занят в основном тем, что развлекал клиентов своими историями или пытался приручить слизней. Отъезд Нур его нисколько не опечалил; он только сожалел, что в меню больше нет кускуса. Общее настроение оставалось бодрым, но повседневная рутина утомляла. После уборки зала нужно было заняться счетами, разобраться с бумагами, заказать продукты на следующий день, заполнить холодильник для десертов и бог знает что еще, с чем Нур раньше справлялась мастерски и без видимых усилий. Месье Ивон ужасно по ней скучал. По вечерам теперь редко играли в «Клуэдо». Часто едва солнце успевало сесть, как на этажах уже раздавался храп вымотанных постояльцев.

Шум в саду заставил его поднять голову. Месье Ивон прищурился: темнота мешала ему разглядеть, что там. На верхушке грушевого дерева зачирикала птичка. Он удивленно поискал глазами припозднившуюся птаху. Внезапно за изгородью показалась фигура. Месье Ивон застыл с прилипшей к губам трубкой. Птица продолжала петь, словно добрый вестник. Месье Ивону понадобилось несколько секунд, чтобы распознать этот шаг, дарующий ему надежду, знакомый силуэт и свежий запах мыла.

Нур.

Она стояла перед ним, застенчиво улыбаясь.

Сердце месье Ивона заколотилось в груди. С минуту они молча смотрели друг на друга. Она совсем не изменилась. На ней была все та же длинная плиссированная юбка. Ему показалось, что он различил несколько седых волосков у нее на висках, но не мог вспомнить, были ли они у нее раньше.

Сердце Нур заныло при виде темных кругов на его осунувшемся лице. Она перевела взгляд на грабли, брошенные у ног усатого великана, затем вновь посмотрела в его широко распахнутые изумленные глаза. Нур бросилась бы ему на шею, если бы не сдержанность, которая лежала в основе их отношений, и не чувство вины, которое она испытывала оттого, что так внезапно ушла.

– Они все еще прекрасны, ваши астры, – внезапно сказала она, указывая на куст рубинового цвета.

Месье Ивон насупился, ему не очень нравились эти цветы, они придавали этому уголку сада кладбищенский вид.

– Может быть, они тоже ждали вашего возвращения? – ответил он.

Его тон был более резким, чем ему хотелось бы. Наверное, какая-то часть его не могла радоваться возвращению кухарки без горечи. Наверное, он также не хотел показывать неожиданное отчаяние, какое охватило его после ухода Нур. Она опустила голову и осторожно подошла к нему. Он подвинул ей садовое кресло, влажное от выпавшей росы. Они сидели бок о бок, глядя на ближние поля. В воздухе стоял знакомый запах свежевспаханной земли.

Месье Ивон молча попыхивал трубкой. Нур подыскивала слова, не в силах вспомнить те, что с самого утра тренировалась произносить перед зеркалом.

– Простите меня, – наконец бесхитростно сказала она.

Эти два слова, произнесенные мягким голосом, на мгновенье повисли в воздухе, а затем уплыли вместе с дымом трубки.

– Как вы? – пробурчал он, глубоко в душе беспокоясь за нее.

– Хорошо.

Она повернулась к нему. Луна, уже стоявшая высоко, освещала его неподвижную щеку.

– Месье Ивон, я вам все расскажу. Но прежде всего хочу, чтобы вы знали: я ушла не по своей воле, а только потому, что была вынуждена. Я не могла допустить, чтобы вы и прочие обитатели гостиницы подвергались опасности… Мне очень жаль, что из-за этого возникло множество неудобств.

Повисла тишина. Слышно было только пыхтение трубки месье Ивона. Этот тихий звук был окутан запахом горячего табака. Глаза Нур блестели. Она так скучала по этим минутам, когда они вместе наблюдали за восходом луны.

В тот вечер, после злополучного визита шантажиста, Нур решила принять предложение комиссара, ответственного за расследование. Он предоставил ей защиту в обмен на свидетельские показания. Несколько свидетелей уже предстали перед судом. Ее показания нужны были прокурору, чтобы придать больше веса обвинению по делу, над которым он работал почти два года. Необходимо было накрыть сеть наркоторговцев, которая проникла во все страны средиземноморского побережья и во все слои общества. Судебный процесс обещал быть громким. Им нужна была ее помощь, и она решила оказать ее, несмотря на все данные себе ранее обещания: держаться как можно дальше от призраков своего прошлого.

Ее выживание зависело от ее осмотрительности. Поэтому той ночью она уехала, не сказав ни слова. Ее быстро увезли за несколько сотен километров в автомобиле без опознавательных знаков. К заседанию суда ее готовили терпеливо и тщательно. Ничего нельзя было оставлять на волю случая. Она рассказала суду о своей жизни тридцать лет назад, воскрешая воспоминания, которые считала навсегда похороненными в памяти. Это было тяжелое испытание: некоторые раны открылись вновь и непонятно было, заживут ли они когда-нибудь.

После нескольких недель слушаний был вынесен приговор. Она была свободна. Свободна вернуться домой. Свободна жить, не прячась и не опасаясь за свою жизнь и жизнь тех, кого она любила. Сеть была если не ликвидирована, то, по крайней мере, сильно повреждена. Главные преступники оказались за решеткой и вряд ли в скором времени выйдут на волю.

Месье Ивон с трубкой в руке жадно впитывал каждое ее слово. Глаза его были широко раскрыты. Он не мог поверить своим ушам. Нур, его кухарка, – ключевой свидетель в громком деле о бандитских разборках и белом порошке! Нур, которая разговаривала с котом и ругалась из-за тарелки кабачков, – бывшая жена наркобарона! В это трудно было поверить по причине контраста между рассказом Нур и деревенской безмятежностью окружающего пейзажа.