Сто мелодий из бутылки - Сания Шавалиева
Ася так крепко задумалась и так засмотрелась на старика с Каримом, что едва не пропустила камень, летящий в неё.
Благо чёрная собака стояла рядом, вовремя заскулила, отскочила. Только когда камень бухнулся в сантиметре от сандалии, Ася вздрогнула. Значит, пора тикать отсюда. И она припустила.
У чайханы в тени двухсотлетней арчи наслаждались отдыхом и прохладой мужчины. Среди безусых в тюбетейках мелькали белые бороды, головы в повязках из цветных платков. Человек в распашной рубахе зычным голосом рассказывал длинную историю. Все остальные, полулёжа на топчане, слушали, изредка прихлёбывали чай из пиал, лениво приветствовали вновь прибывших и довольным щебетанием встречали официанта с огромным блюдом плова.
Никто на Асю не обращал внимания, и она постаралась незаметно прошмыгнуть за шторку магазина. Снова оглядела пустующую духоту, надеясь, что продавщица затаилась где-то в прохладе. Но она не нашлась ни внутри, ни снаружи на улице. Пришлось пару раз крикнуть: «Тётя! Тётенька!» Откликнулся человек с топчана. Он держал щепоткой плов, от него к локтю оранжевой струйкой тёк жир. Сообщил, что Мингуль ушла на обед, языком снизу вверх собрал жир, заткнул рот пловом. Шлёпая губами, задвигал челюстями, прожевал, сглотнул, добавил:
– Бери, что надо, деньги потом отдашь, или оставь на прилавке…
Ася растерялась – такую форму торговли она не понимала. Сказала:
– Давайте как положено, как принято везде. Вам деньги – мне кольцо! Я оставлю деньги на прилавке, а их украдут. Мало ли всякой шантрапы бродит по округе, взять того же Карима. Что за ерунда! Почему на обеде? Я пришла. – И Ася раскрыла ладонь.
И обомлела. Ладонь оказалась пустой. Ничего, кроме грязных дорожек пота. Сразу возникло сто миллионов вопросов: как, когда, где она могла потерять деньги?
Ася плакала, раздражённо пинала нижние ветки шиповника, заглядывала под лопухи подорожника, рваные стебли дурмана. Обследовала всё, что росло на месте её встречи со стариком и чёрной собакой. Она настолько расстроилась из-за потери денег, что даже не обрадовалась найденному пистолету. Он-то откуда здесь? Может, чужой? Пощупала себя. Пусто. Совсем не заметила, когда и его обронила. Наверное, когда догоняла Каттану?
С тихим треском щёлкнула ветка. Ася втянула голову в плечи, обернулась на звук.
– Что потеряла? – пропуская летящего шмеля, Карим чуть склонил голову. Шмель дал немного вперёд, вернулся, повис над головой. Он погнал его сломанной веткой.
Вокруг Карима уже улыбались разномастные оборвыши. Ася насчитала пять человек и поняла, что это те люди, от которых надо обязательно сбегать. Выступать против шестерых – тупо, но и приобретать репутацию слабачки и доходяги не хотелось. Потом заклюют насмерть. И ладно бы один раз пристали – а то весь отпуск шагу со двора не ступишь. Утёрла слёзы, кисло улыбнулась, стараясь спрятать страх, и, подняв руку с пистолетом, прицелилась в Карима.
И правда испугались. Оторопели. Быстро переглянулись, отступили.
– Бах! Бах! – слетело с языка Аси. Набрала воздуха в лёгкие, собираясь орать, звать на помощь.
– Постой, – миролюбиво перегородил дорогу Карим, – давай меняться.
Ася покраснела и явно смутилась, но добавила в голос храбрости.
– Чего это?
– Ты мне пистолет, а я тебе шарики. Смотри какие, – потряс в воздухе тремя красными резинками.
Карим теперь казался не таким уж и страшным. Без умолку тараторил о достоинствах сделки. Хаотично перескакивал с темы на тему, то и дело спрашивал: «Зачем девчонке пистолет? Шар огромный, больше солнца».
Позади Карима лыбились чеширские пасти, торчали чужие уши, всклокоченные чубчики, лысые макушки, короткие зубы с проплешинами. Толпа буквально взорвалась энергией и радостью, когда Ася согласилась. Их одновременный хохот превратился в грохот.
Они искренне ожидали, что она тут же начнёт надувать шары, но Ася положила их в карман и вернулась к перекрёстку. На это было две причины: во-первых, не надо проходить сквозь строй каримовцев; во-вторых, раз уж идёт в ту сторону, появился шанс уговорить продавщицу не продавать кольцо, вдруг у Аси получится уболтать мать купить ей подарок на день рождения. Хоть он будет осенью и в Губахе, а сейчас лето и Узбекистан, вдруг случится чудо и мать вместо зимней шапки или валенок расщедрится?
В ожидании продавщицы Ася уселась рядом со знакомым стариком на обочине. Старик готовился к торговле, аккуратно раскладывал самодельные обереги на деревянном ящике.
– Что? Достали? – Старик кивнул на ватагу пацанов, примостившихся за автобусной остановкой.
– Я деньги потеряла.
– На то они и деньги, чтобы их терять. – Чуть подвинулся на ящике, освобождая место Асе.
Ася выпучила на старика глаза. Дурак, что ли? Что говорит?
Люди проходили мимо, редкие останавливались, здоровались, разговаривали со стариком. Иногда попадались всезнайки, их выдавала беспокойная манера говорить быстро, стремительно выдавать чужие секреты. Способность одновременно говорить и высматривать события подкрепляла их способность «все знать». Кто выиграл машину, кто не пришёл на хлопок, кто бросил жену с тремя детьми. Старик внимательно слушал, иногда кивал, зевал с нетерпением, ожидая окончания разговора, или, попав под обаяние сплетника, добавлял свою новость. Это служило поводом отправить болтушку дальше по этапу.
Ася сидела рядом: насквозь пропитывалась поселковыми историями и не спускала взгляда с двери магазина. С грохотом подкатил мотоцикл с люлькой. Приземистый плотный водитель был чем-то раздражён, ходил вокруг мотоцикла, пинал с разных сторон переднее колесо, одновременно сурово огрызался на женщину, которая сидела в люльке. Женщина не прерывала, испуганно молчала, не спускала с него взгляда. Он безнадёжно махнул на неё рукой, зашёл в магазин и скоро вернулся с железкой. Что-то сердито крикнул человеку с топчана и взобрался на мотоцикл. С грохотом взревел двигатель, мотоцикл дёрнулся и стал выруливать с обочины на асфальт.
При виде женщины в красном длинном платье старик обрадовался, суетливо стал поправлять обереги, украдкой смотреть за ней. Он смеялся и сам стеснялся своей радости. И чем ближе она подходила, тем нервознее он становился. С немедленной готовностью ответил на её приветствие и весь рассыпался в разговоре. Говорил больше не для того, чтобы известить или передать, а чтобы задержать её рядом. На лишнюю секунду, минуту, навеки. И пусть его тело закопают в том месте, куда ступила её нога. А она топталась и топталась. И не уходила. Слушала и молчала, смотрела и не смотрела. Она хитро тянула время, искала повод остаться. Что-то говорила, поддакивала. В продолжение всего разговора неожиданно обратила внимание на Асю.
– Чья? – На пальце женщины сверкнуло
