Моя мать прокляла мое имя - Анамели Сальгадо Рейес
Возможно, Ольвидо ошиблась. Ангустиас совсем не похожа на Викторию, и Фелиситас вовсе не обременена таким же грузом, как когда-то Ольвидо. Возможно, воспитание Фелиситас пошло Ангустиас на пользу. Материнство заставило ее повзрослеть. И все же Ольвидо уверена, что лучше бы все сложилось иначе. Ангустиас могла стать матерью в более подходящем возрасте, и ей не пришлось бы взрослеть так быстро.
Но Фелиситас – это уже данность, она здесь, и потому Ольвидо может вернуться в свою спальню и вспомнить Соломонову притчу: «Кто стремится к любви, забывает обиду, а злопамятный теряет друга»[46].
Стремится к любви, стремится к любви, повторяет она до восхода солнца, упуская из виду, что обязательное условие для исполнения ее желания – это прощение.
Глава 13
Ангустиас
Ангустиас узнала о кофейной зависимости дочери с опозданием на семь месяцев, две недели и четыре дня, но больше года хранила это знание в секрете. Однажды июльским утром Фелиситас сообщила ей, что у них закончился кофе, и попросила зайти после работы в магазин. Купить только кофе, больше ничего.
И без облака цвета ржавчины над головой Фелиситас можно было понять, что просьба звучит странно. Кофе не входил в список обязательных продуктов. К тому времени Фелиситас приобрела еще одну вредную привычку, хотя и не переняв ее от матери. Она стала одержима идеей вести учет расходов – просто идеей, без реализации. Ее возможности были ограничены, поскольку ей было всего восемь лет, но при каждом удобном случае она говорила, что «сделала расчеты» и пришла к выводу, что им стоит «меньше тратить и больше экономить». Ангустиас винила «Улицу Сезам»[47] и их уроки экономии, от которых трещала голова. Она знала, что дочь понятия не имеет, сколько она зарабатывает и тратит, но делала вид, что прислушивается к ее советам. В конце концов она действительно стала прислушиваться. К тому моменту Фелиситас уже убедила мать покупать поменьше мороженого, лака для ногтей и лосьона для тела.
После того как Фелиситас ушла в школу, Ангустиас порылась в сумочке и достала последний чек из супермаркета. Целую упаковку кофе она купила не так давно и уж точно не успела бы ее опустошить. В этом доме, помимо нее, был только один человек, способный внести вклад в истощение кофейных запасов.
Ангустиас купила кофе и не сказала дочери ни слова. Она не слишком обеспокоилась. Ольвидо приучила ее к кофе довольно рано, и, по мнению Ангустиас, ей это нисколько не повредило. Она знала, что ее осведомленность о секрете Фелиситас когда-нибудь пригодится, и так оно и случилось.
Наутро Ангустиас просыпается в гостиной Ольвидо от сигнала будильника в 6:30 и выключает телефон, пока он не разбудил Фелиситас. Потихоньку встает, надевает лифчик, обувается и приносит из кухни две кружки. Идет к соседскому дому и звонит в дверь. Как и ожидалось, когда перед ней появляется Самара, над ее головой висит ярко-розовое облако. Она уверяет, что уже давно встала.
– Входите. Входите. Я рада, что вы пришли. Нам нужно кое-что обсудить.
– Сколько у меня времени? – интересуется Ангустиас, когда Самара спрашивает, обдумывала ли она похороны. – Ой, вы тоже добавляете корицу в молотый кофе?
– Это я ее научила, – хвастается донья Сараи, мать Самары, сидящая за обеденным столом. Аура ее окрашена арбузно-розовым цветом гордости.
– Не больше недели, – говорит Самара, наливая воду в кофеварку. – Но похоронное бюро берет плату за каждый день. (Глаза Ангустиас округляются.) Не волнуйтесь! – успокаивает ее Самара. – Мы можем помочь с расходами. И я уверена, что другие тоже захотят поучаствовать.
Донья Сараи кивает в знак согласия.
– Другие? – недоумевает Ангустиас, переводя взгляд с одной женщины на другую.
– Ну да, другие жители нашего городка.
Ангустиас барабанит пальцами в такт капающему кофе. Хотя кофеварка Самары выглядит так, будто позаимствована из дорогого кафе, работает она чрезвычайно медленно.
– Простите, – в конце концов произносит Ангустиас, – но с какой стати местные жители захотят оплачивать похороны моей мамы? – Она понимает, что вопрос звучит грубо, но в такую рань у нее нет сил подбирать слова.
– Ну как же, – говорит Самара, будто ответ очевиден, – мы ведь любили ее.
Ангустиас настороженно смотрит на Самару:
– Но… почему?
Ольвидо была не из тех, кто дружит с соседями. Единственной соседкой, с которой у нее сложились хорошие отношения, была донья Тельма, да и то дружба с ней завязалась случайно.
В тот год, когда Ангустиас исполнилось семь, сын доньи Тельмы однажды утром случайно забросил футбольный мяч через их забор, сломав одно из горшочных растений. Это была молодая гардения, которую Ольвидо собиралась пересадить в открытый грунт. Вернувшись с работы, она обнаружила то, что осталось от растения. Восстанавливать там было уже нечего. Держа в руке драгоценные останки, она отправилась к донье Тельме и стучала в дверь до тех пор, пока соседка не открыла.
– Вам стоит отдать сына на футбол, – посоветовала Ольвидо перед уходом. – У него сильный удар, но ужасная меткость.
– Это будет получше, чем хорошая меткость при слабом ударе, вам не кажется? – усмехнулась донья Тельма.
Ольвидо нахмурилась:
– Нет, не кажется.
Чтобы возместить ущерб, донья Тельма согласилась присмотреть за Ангустиас в ближайшую субботу, пока Ольвидо будет на работе. Через несколько дней незадачливый футболист сломал еще одно растение, и донья Тельма снова присматривала за Ангустиас в субботу, потом в субботу через неделю, потом через две недели, и так до тех пор, пока у Ольвидо не осталось ни одного горшочного растения. К тому времени донья Тельма уже настолько привыкла к Ангустиас, что продолжала присматривать за ней без всяких просьб, а Ангустиас смирилась с тем, что под бдительным оком доньи Тельмы ей придется забыть про свои обычные развлечения – например, про украшение почтового ящика блестящими наклейками, которые она стащила у Хилари Гуэрры на уроке словесности, или ловлю бездомных кошек, с которыми можно поиграть, как с куклами.
Несмотря на некоторые ограничения, Ангустиас нравилось, когда донья Тельма за ней присматривала. Ей было приятно осознавать, что если она упадет и разобьет коленки или случайно подожжет дом, кто-то придет на помощь. А главное, у нее был рядом взрослый, который мог подтвердить, что Ангустиас вовсе не хотела причинять никаких неприятностей. Раньше, когда Ольвидо оставляла ее одну, на Ангустиас сваливалось слишком много ответственности. Она не могла обедать конфетами, потому что Ольвидо
