Клуб «Непокорные» - Джон Бакен
Примерно в то время русское правительство проявило себя во всей красе. На Пасху у них было грандиозное мероприятие, где руководство на себя взяли те, кто называл себя «Живой Церковью», что приняло форму богохульной пародии на христианские обряды и внешне вылилось в шествие воющих дервишей, провозгласивших, что Бог умер, а рай и ад свергнуты в тартарары. Также патриарх, в высшей степени уважаемый патриарх, был схвачен, предан суде за государственную измену и приговорен к смертной казни[179]. Правительство отложило казнь — отчасти для того, чтобы придать жестокости утонченный характер, и отчасти, я полагаю, чтобы посмотреть, как на это отреагирует мир, но, казалось, не было ни малейшей причины сомневаться в том, что правительство хотело напиться крови старого человека.
Все это вызвало великий общественный протест, архиепископу Кентерберийскому и римскому папе было что сказать, правительства самых разных стран сделали официальные заявления, но большевики на все наплевали. Они чувствовали, что им нужно поиздеваться над другими просто для того, чтобы показать, что они крепкие парни. Все это было отражено в телеграммах из Риги, Варшавы и Гельсингфорса[180], а также попало в еженедельник «Кейп Таймс». Все это мистер Табб прочел, лежа в постели, больной, и поскольку никаких других забот у него не было, он ужасно разозлился. Для него была невыносима мысль о непристойных оргиях в Москве, а рассказ о патриархе привел в бешенство. Ему это показалось хуже, чем преследования, учиненные Нероном или Диоклетианом[181], а патриарх — более благородной фигурой, нежели любой мученик римского амфитеатра, причем все это время христианским народам были безразличны судьбы этих мучеников. Итак, в то воскресное утро мистер Табб встал с постели и, не имея времени на подготовку проповеди, излил душу с кафедры, повествуя о большевиках и их делах. Он сказал, что нужен новый Крестовый поход, и призвал каждого христианина, мужчину и женщину, посвятить свои молитвы, отдать свои деньги и, если понадобится, отдать свою кровь ради этого высшего дела. Сколь ни был бы он стар, сказал он, он с радостью отправился бы в Москву немедля — и умер рядом с патриархом, и счел бы свою жизнь достойно отданной за утверждение веры.
Я уверен, что мистер Табб вложил душу в каждое сказанное им слово, но у него была черствая аудитория, безразличная ко всяким патриархам. Хозяйка гостиницы дремала, лавочники ерзали на своих местах, а девушки, как обычно, хихикали и перешептывались. Этим бы дело и кончилось, если бы не молодой журналист из Кейптауна, что проводил отпуск в Реностерспруте и по какому-то капризу присутствовал на службе. Парень он был честолюбивый, и на следующее утро отправил в свою газету блестящий репортаж о вызове мистера Табба. Он написал его в насмешливом духе и озаглавил «Питер-отшельник в Реностерспруте» с подзаголовком «Последний Крестовый поход». Редактор жестоко обкорнал его творение и удалил все сатирические выпады. Получилось нечто бесцветное и грубое, но тем не менее молодой журналист получил около четверти газетной колонки.
На той же неделе представителю «Ладас» в Кейптауне не хватило материала, и, чтобы пополнить объем исходящих от него новостей, он написал короткое сообщение о том, что произошло в Реностерспруте. В нем говорилось: «В воскресенье Табб, уэслианский священник из Реностерспрута, призвал общину, именуемую христианской, освободить патриарха и объявил о намерении лично возглавить Крестовый поход на Москву». Это все, что осталось от яркой статьи молодого корреспондента. То, что корреспондент подразумевал в качестве фантазии и фарса, было настолько обобщено, что показалось голым фактом. В Лондоне сообщению «Ладас» не слишком обрадовались. Они не передали его в британскую прессу, и телеграфировали своим людям в Кейптауне, что они не против историй, представляющих «человеческий интерес», они подводят черту под такого рода материалом. Какое для мира может иметь значение, что уэслианский пастор в Карру думал о Зиновьеве?[182] Им нужны новости, а не чепуха.
А теперь взгляните на таинственную работу Комического Духа. «Ладас», помимо общих услуг канадской прессе, оказал особые услуги нескольким канадским газетам. Одной из них была… Назовем ее «Страж Торонто». Сотрудник «Ладас», который занимался составлением пакета новостей для «Стража», часто оказывался в затруднительном положении, потому что он должен был посылать новости, не входившие в пакет общих услуг. В ту неделю ему было особенно тяжело, поэтому он просмотрел папки с сообщениями, которые поступили в последнее время и еще не были переданы в Канаду, и в новостном блоке, связанном с Кейптауном и территорией, что находилась под его управлением, он нашел то, что к тому времени накрутили-навертели вокруг события в Реностерспруте. Он с радостью ухватился за это событие, потому что не знал, сколь не по душе пришлось оно его шефу, и красиво преподнес его для Торонто. Он знал, что «Страж» — семейная газета с сильными религиозными связями и эта новость станет для нее пищей и питьем. Поэтому он сделал историю еще более прозаичной. В его подаче мистер Табб воззвал к христианской церкви и сам был накануне того, чтобы выступить протий Троцкого, как Давид против Голиафа. Поставить подписи он предоставил возможность помощникам редактора в Торонто, но по своей инициативе он упомянул Джона Нокса[183]. Это, с удовольствием подумал он, закрывая дверь редакции и отправляясь играть в гольф, неизбежно привлечет внимание пресвитерианского «Стража».
Так оно и было. Редактор «Стража», приходской староста пресвитерианской церкви и член парламента от либеральной партии, очень беспокоился из-за того, что происходит в России. Ему было не очень понятно, кто такой патриарх, но он помнил, что самые разные англиканские священнослужители хотели присоединиться к английской и греческой церквям, поэтому он пришел к выводу, что патриарх — своего рода протестант. У него, как и у большинства народа, была сильная неприязнь к Москве и ее обычаям, и он был глубоко потрясен пасхальным святотатством. Поэтому он широко распространил информацию через агентство «Ладас». Она была размещена на первой странице рядом со всеми новостями, что он сумел собрать о патриархе, и у него было не менее двух передовиц по этому вопросу. Первая, которую он написал сам, называлась «Слабые вещи мира и сильные». В ней говорилось, что зов горна мистера Табба, «голос простого человека Божьего, эхом разносящийся из пустынного
