Клуб «Непокорные» - Джон Бакен
Я ничего не смог с собой поделать… Помню, я что-то сказал о Реджи.
Джордж сидел на мосту, устремив глаза в небо. Я думал, он не слышит меня, но он вдруг повторил:
— Реджи… Да, старина Реджи…
— Здесь все то, что он любил, — сказал я.
— Он по-прежнему любит все это, — тихо, очень тихо ответил Джордж. А затем повторил, как бы про себя: — «Сражайтесь, продолжайте сражаться, сказал сэр Эндрю Бартон. — Я ранен, но не убит. Я лягу и какое-то время буду истекать кровью. А потом встану и снова буду сражаться»[166]. — С этими словами он повернул ко мне свое прекрасное лицо. — Вы думаете, Реджи мертв?
Я не знал, что сказать.
— Да, — пробормотал я, — мне кажется…
— А что вы подразумеваете под смертью? — Его голос был почти пронзительным. — Мы ничего об этом не знаем. Какое это имеет значение, если тело закопано в воронке от снаряда…
Внезапно он остановился, и я подумал, что так гаснет лампа, когда нажимаешь на выключатель. Мне показалось, что эти странные слова, произнесенные пронзительным голосом, исходили не от него, не от Джорджа, а от кого-то другого, кто присоединился к нам.
— Я верю, что дух бессмертен… — начал я.
— Дух… — снова раздался пронзительный безличный голос. — Говорю вам, человек, родной мне по крови, живет… Сейчас он ближе мне, чем когда бы то ни было… мы никогда не расстанемся…
Свет снова погас. Он, казалось, сглотнул, и когда заговорил, то был его естественный голос.
— Прошу прощения, — сказал он. — Вам, конечно, кажется, что я говорю глупости… Вы меня не понимаете. Вы бы поняли, если бы кто-то вообще смог меня понять, но я не могу объяснить… И все же… Когда-нибудь настанет день…
Главный егерь, загонщики и собаки вышли из тростниковых зарослей, и в то же время странное свечение на западе было окутано дымкой наступающей ночи. Когда мы двинулись, чтобы идти домой, было почти темно. И я был рад этому, потому что никто из нас не хотел смотреть в лицо другому.
Я чувствовал себя и смущенным, и просветленным. Мне дали мельком заглянуть в заоблачные обиталища, где пребывает душа человека, и тайна застала меня врасплох. Мой гость был прав. Реджи — в подсознании Джорджа — был по-прежнему жив, скажу больше, становился все живее и живее, словно никогда не исчезал в мартовской битве. То был не вопрос о бестелесном духе, устанавливающем связь с живым человеком, то было дело, в котором никто ничего не понимал — ни я, ни Джордж. То был вопрос жизни, родственной жизни в особом мире, общении в некоем духовном четвертом измерении, и это общение давало Джорджу силы для поддержки его существования. Он узнал о прямоте и откровенности Реджи, о его счастливой простоте… Я был удивлен и потрясен. Есть история о государственном деятеле начального периода правления королевы Виктории[167], который в часы досуга играл в императора Византии. Старый виг строго разделял два способа своего бытия: в своей английской жизни был благочестивым гуманистом, а в другой — безжалостным завоевателем. Но в случае с Джорджем эти два способа смешивались. Он готов был исполнять свои ежедневные обязанности при помощи власти, полученной от его тайного мира. Этот тайный мир, где он совместно с Реджи стал господином, обеспечивал ему господство в нашей обычной жизни… Я не верил, что это продлится долго. Это противоречило природе, потому что человек паразитически продолжал жить за счет мертвого.
Свою историю я почти закончил. Два месяца спустя Джордж стал фигурой национального масштаба. Именно он разбил коалицию на собрании в Графтон-Хаус и этим, полагаю, спас свою партию. Его речь, как вы помните, прорываясь через намеки и словесные хитросплетения, не имеющие отношения к теме, сводилась к простому заявлению о том, что он не может работать над тем, к чему он не испытывает доверия, и до тех пор, пока положение не изменится, должен отойти от общественной деятельности. В той же манере витийствовал Реджи, и Джордж в тот момент вел себя точь-в-точь, как Реджи. Затем были всеобщие выборы нового правительства, и Джордж, к великому изумлению людей, отказался войти в состав кабинета министров. Причина, как он объяснил, заключалась в том, что он сыграл основную роль в том, что прежнее правительство было повержено и отправлено в отставку, и он считает, что не может позволить себе извлекать из этого личную выгоду. Мы считали его не в меру возвышенным и щепетильным донкихотом, но простым людям это нравилось, потому что им виделась за этим желанная перемена в старой шайке-лейке выскочек и карьеристов. Но истинной причиной было совсем не это, и причину я обнаружил в дневнике.
Здесь сэр Артур прервал свой монолог, последовало молчание, и он в это время, казалось, подбирал нужные слова.
— Здесь мы идем по кромке великих тайн, — продолжил он. — Причиной, по которой он отказался от предложения премьер-министра, был Реджи… Каким-то образом жизненная сила его подсознательного мира убывала… Я не могу объяснить как, но Реджи отдалялся от того, что мы называем реальностью, и манил Джорджа последовать за ним… Речь в Графтон-Хаусе была последним публичным выступлением Джорджа. После нее видели его очень немногие, потому что он редко посещал парламент. Несколько раз я видел его в Глостершире… Был ли он счастлив? Да, полагаю, он был совершенно счастлив, но вел себя слишком отстраненно, слишком умиротворенно, словно покончил со всеми тревогами и заботами мира сего… Думаю, я догадался, что случилось, когда он сказал мне, что согласился на установление памятника на кладбище. Он также приложил немало усилий, чтобы выбрать надпись, которую его незамужние тетушки сочли нерелигиозной. То было «Tendebant manus ripae ulterioris amore» Вергилия…[168] Он также снял возражения против мемуаров, и Толлетт приступил к работе, но Джордж не оказал ему никакой помощи, словно потерял интерес… Странное дело: я заранее ожидал новости, что появилась в газете на прошлой неделе[169].
— Вы, конечно, не имеете в виду, что он сам подстроил крушение автомобиля? — спросил Ламанча.
— О нет, — тихо промолвил сэр Артур. — Как я уже сказал, мы стоим на пороге великих тайн. Все было предопределено, предначертано и постановлено Великим Мастером, который построил этот мир… Я знаю, что так должно было быть. Если вы объедините свои усилия с теми, кого нет в живых, они перетащат вас через поток.
ПРИЛОЖЕНИЕ К ИСТОРИИ X КНИГИ ДЖОНА БАКЕНА «КЛУБ „НЕПОКОРНЫЕ“» «TENDEBANT MANUS»
Альфред Эдвард Хаусмен (1859–1936)
ЗАПАД
