Клуб «Непокорные» - Джон Бакен
Но лагерь был суровым обиталищем, и рядом не было Макни, который мог бы его защитить. Там собрались хулиганы и авантюристы всех мастей, а с общительностью и гибкостью у Джима, как известно, были большие проблемы. Его плохое физическое состояние делало его плохим работником, и те, кто работал рядом с ним, всячески унижали его, браня беднягу на все корки. Начальником участка был ирландец по фамилии Мэлоун. Он был острым на язык и нашел множество возможностей применить свой дар к Джиму. Но человек он был справедливый и, увидев, что лицо Джима становится белым от его внушений, велел ему показать руки. Джим так и не смог привыкнуть к кирке, и руки его все были в мозолях. Подвергнув его пристрастному допросу, Мэлоун выяснил, что некогда Джим учился в колледже, и, отстранив его от строительства, назначил ответственным за магазины.
Там ему жилось полегче, но более чем когда-либо он стал предметом насмешек в столовой и в спальных местах. Все его преступление заключалось в том, что он говорил на чистом английском языке и его считали любимчиком босса. Его дразнили, с ним скандалили, постепенно это стало невыносимым, и после того, как за один обед у него трижды выбили из рук чашку кофе, Джим вышел из себя и ударил обидчика. Затем последовала схватка, которую он с треском проиграл. Он был неплохим спортсменом, но после окончания частной школы он ни разу не боксировал, и ему следовало бы дважды подумать, прежде чем бросить вызов парню, который, сколько жил на белом свете, зарабатывал себе на жизнь мускулами. Но Джим отважно выступил против него и вынес жестокую трепку, прежде чем был нокаутирован, и впоследствии он не испытывал по отношению к обидчику никаких дурных чувств. Случай этот значительно улучшил его положение. Мэлоун, который слышал о том, что произошло, спросил его, где, бога ради, его такого вырастили, если он не смог найти своим рукам лучшее применение, но при этом он не выглядел недовольным. Драка имела еще одно последствие. Она не только дала Джиму чуточку самоуверенности, но и помогла выйти на путь к решению, к которому его медленно подталкивала сама жизнь.
Неделю спустя его отправили за сотню миль в лес, чтобы доставить припасы передовой экспедиции. То, что Мэлоун взял для этой работы именно его, было чем-то вроде комплимента, но Джим этого не понял. Из-за личной его беды мозг его бился, как маятник, оттого что он сбежал, и что все его несчастья были наказанием за его трусость, и что, хотя он и признал свою трусость, он уже не мог вернуться в прошлое, не мог там что-то изменить. Англия действительно представлялась ему Эдемом, но с ангелами и огненными мечами у каждых ворот. Когда он, крадучись, пробирался на свою работу клерка, ему мерещились поднятые брови и пожатие плечами, и его угнетал не только позор его отца, но добавлялось бремя стыда за собственное бегство. Еще год назад казалось невозможным оставаться в Лондоне, но теперь возвращение домой стало в тысячу раз невозможнее.
Мысль эта не давала ему покоя ни днем ни ночью. В его отряде было шесть человек, двое из них полукровки, и передвигались они частично на каноэ, с тяжелыми мешками, и частично пешком, с припасами во вьюках. Шел проливной дождь, река разлилась, и в первый день они прошли всего двадцать миль. Полукровки были тертыми купцами, что прошли огонь, воду и медные трубы, а остальным четырем рассчитывать было не на что. На третий день, когда им пришлось тащить рюкзаки и самим пробираться по скользкой тропе через болотистый лес, отгоняя от себя тучи мух, эти четверо решили, что с них хватит. Не так давно неподалеку от тех мест открыли новый золотоносный район, и они объявили, что кое-что они возьмут из запасов, а затем отправятся прямиком на рудники. Ребята они были скверные, но крепкие и физически могли дать фору Джиму и его полукровкам.
Положение было поганое, но оно отвлекло Джима от его личных переживаний. Он вступил с ними в переговоры и без долгих предисловий предложил разбить лагерь, где, отдохнув денек, обсудить все как есть. Не ставя никого в известность, он отправил вперед одного из полукровок в разведывательную группу за помощью, а сам тем временем постарался отвлечь своих головорезов. К счастью, у него было с собой немного виски, он втянул их в выпивку и картежную игру, и, лишь когда было уже далеко за полдень, его бандюки обнаружили отсутствие полукровки и не поверили рассказу Джима о том, что полукровка ушел за свежим мясом. Его единственный шанс состоял в том, чтобы блефовать по-крупному, и поскольку ему уже было все равно, что с ним случится, он преуспел. В ту ночь Джим лег спать, и рядом с ним расположился один из бандюков, который заявил, что если он соврал и что-то пойдет не так, то получит пулю в голову. Где-то после полуночи посланец прибыл с подмогой, и, к счастью, обещанная пуля прошла мимо. Запасы, малость оскудевшие, были благополучно доставлены, и когда Джим вернулся на базу, он получил от шефа нагоняй за все ошибки, допущенные в этом походе. Но закончил он похвалой, на которые был весьма скуп.
— Из тебя выйдет толк, сынок, — сказал Мэлоун. — Физиономия у тебя глуповатая, но в тебе есть мужество.
Этот случай положил конец нерешительности Джима. Время, что он прожил в Канаде, стало непрерывной полосой бедствий, и он был уверен, что они ниспосланы ему свыше как наказание. Канаду он ненавидел, но при мысли о возвращении в Англию он содрогался от мрачных предчувствий. И все же ему было ясно, что он должен покинуть страну, иначе у него никогда не будет ни минуты покоя. Поэтому Джим написал мне письмо, где в частности отметил, что в течение года он все обдумал и пришел к выводу, что вел себя как последний хам. Он вернется и наденет любую упряжь, на какую я
