Клуб «Непокорные» - Джон Бакен
Но был среди его соседей один постоялец, младший редактор газеты, которую я назову «Вечерний Ястреб»; он видел немного зорче и дальше остальных. Он понял, что Джим — человек образованный, «ученый», как он его назвал, и ему удалось войти в доверие к Джиму. Поэтому, как только Джим потерял работу лесозаготовителя, ему предложили место в «Ястребе». В местной журналистике не было избытка людей такого типа, и редактор подумал, что, если бы в штате был кто-то, кто мог бы писать на приличном английском языке, это могло бы придать вес его газете и заткнуть рты европейским критиканам. По традициям и литературному стилю «Ястреб» был весьма американизированным изданием, он только-только приобрел некоторое политическое влияние и жаждал большего.
Но Джим не добился успеха и в журналистике. Его пробовали на разных должностях — в качестве репортера, специального корреспондента, помощника редактора, — ни на одной он не показал желаемого результата. Прежде всего у него не было никакого чувства новостей. В его нынешнем состоянии его мало что интересовало, и он понятия не имел, что может заинтересовать читателей «Ястреба». Он не мог сочинять остроумных заголовков, более того, ему это было просто противно. Стиль у него, вне всякого сомнения, был гораздо грамотнее, чему у его коллег, но при всем том гораздо скучнее. Вдобавок ко всему он был отчаянно небрежным. И дело не в том, что он был ленив, а в том, что у него не было стимула, что заставил бы его сосредоточить на чем-то свое внимание, и, мне кажется, он был самым худшим заместителем редактора в истории прессы.
Наступило лето, мокрый снег и ледяной ветер сменились пылью и жарой. Джим брел по раскаленным улицам, чувствуя лишь сильную тоску по дому. Ему пришлось облачиться в твидовый костюм, потому что фланелевый затерялся в поездках между пансионами, и, вытирая лоб в душных комнатах, пропахших типографской краской и сотрясаемых огромными прессами, он думал о зеленых лужайках в Херлингеме, о прохладных заводях Айзиса, о подстриженных живых изгородях из тиса в старых садах, об окне клуба, выходящем на Сент-Джеймс-стрит. Он изголодался по свежему воздуху, но когда воскресным утром он устроил себе долгую прогулку, он не нашел удовольствия в окрестных пейзажах: все показалось ему пыльным, взлохмаченным и неуютным. Он не жаловался, потому что видел в этом часть справедливого искупления, но он был очень одинок и несчастен.
Я уже сказал, что он сошел на берег с парой сотен фунтов, и могу лишь добавить, что эти деньги ему удалось сохранить в целости. Однажды в закусочной он разговорился с человеком по фамилии Макни, уроженцем Манитобы[110], который участвовал в европейской войне и кое-что понимал в лошадях. Макни, как и Джим, не любил городскую жизнь, ему осточертела его работа в автомобильной компании, и он искал в жизни чего-то лучшего. Между ними было мало общего, Кроме неприязни к Монреалю, потому что Макни представляется мне необработанным алмазом, деятельным и предприимчивым парнем, которому свыше было предначертано стать обитателем лесной глуши. Он слышал о большой плотине, что возвели где-то в районе Гаспе в связи с тем, что рядом решили построить завод по переработке древесины. Он знал одного из тамошних прорабов и считал, что деньги может заработать любой, кто вложит небольшой капитал и откроет магазин в строительном поселке. Он сказал, что это чудесная дикая местность, и, помимо того, что владелец магазина может легко зарабатывать деньги, он сможет вести жизнь белого человека. В дело нужно вложить тысячу долларов, а ему удалось наскрести только две сотни. Джиму в его душной ночлежке эта идея Макни давала чудесный выход из положения. Он хотел зарабатывать деньги, он хотел дышать свежим воздухом, ему не хватало деревьев и проточной воды, потому что наш англичанин, хотя и горожанин, всегда тоскует по деревне. Поэтому Джим бросил работу в «Ястребе» как раз тогда, когда там собирались уволить его, и начал дело с Макни.
Место, куда привела его судьба на этот раз, стало его первым разочарованием. Это была унылая поляна в бесконечном лесу унылых елей, который непрерывно тянулся к Нью-Браунсуику[111]. Сколь далеко вы ни зашли бы в эту местность, вы ничего не видели, кроме низких холмов и однообразной зелени елей. Под магазин партнерам выделили большой сарай, и в одном его конце они устроили себе спальню. Перед открытием дела они изрядно запаслись консервами, табаком, рубашками, носками и обувью, а также различными музыкальными инструментами. Но они обнаружили, что большая часть их товаров не пользуется спросом, потому что компания хорошо кормила и одевала своих рабочих, и через неделю магазин превратился в кафе, где продавались хот-доги, мороженое и безалкогольные напитки. Макни бесконечно гордился своим заведением и украсил стены «идеальными лицами» из американских журналов. Он был прирожденным владельцем ресторана, но, как говорится, не судьба, а от кока-колы и имбирного пива, увы, большой прибыли не было.
Недели через две это место стало наполовину трактиром и наполовину клубом, где по вечерам рабочие собирались играть в карты. Макни был в своей стихии, а от Джима пользы было не больше, чем от больного щенка. Он не понимал жаргона, а его застенчивость и погруженность в собственные переживания делали его таким же непопулярным, как и в монреальских пансионах. Он видел, как ускользает его маленький капитал, но не получил никакого возмещения в виде приятной жизни. Он попытался скопировать Макни, изображая сердечное дружелюбие, но с треском провалился. Макни был хорошим парнем и заступился за него, когда разгневанный землекоп едва не убил его, обозвав «долбаным лондонским чуваком». При этом хорошее настроение Джима и чувство, что он получает только то, что заслужил, каким-то образом защитили его. Но вскоре он понял, что, как ни крути, он был и по-прежнему остается ужасным неудачником. И это помешало ему упрекать того, кто был рядом, в его очевидных недостатках. А Макни меж тем ждал скорый успех — публичный оглушительный успех! В Гаспе не действовал «сухой закон», и в магазине употребляли не только безалкогольные напитки, особенно совладелец строившегося завода и его друг прораб. Кроме того, Макни был картежником — хотя и не азартным, но все же картежником, — и, чтобы покрыть свои потери, он время от времени занимал денежки у Джима, а у того за
