Будь что будет - Жан-Мишель Генассия
Даниэль ждал звонка Арлены, он не знал, где она сейчас. Где-то на базе в Сахаре. И он не мог с нею связаться. В одном он был уверен: отныне жизнь без нее невозможна, пусть даже она ничего не обещала и ответила уклончиво, когда он сделал предложение. Но что важно? Важно, что она не сказала «нет». Он прекрасно знал, почему Арлена не спешит с решением: ей нужна предельная ясность. Он должен обрести свободу, вернуться в Париж, открыть правду Мари, найти лучший вариант для будущего. Деньги не проблема, и он оставит ей опеку над Тома. Чего еще она может потребовать? Их супружеская жизнь закончилась уже давно, Даниэль надеялся, что расставание пройдет гладко.
Почему должно быть иначе?
Референдум – чистая формальность, почти сто процентов проголосовали за независимость, и результат был зафиксирован пятого июля. Исход принял гигантские масштабы, на выезде из городов образовались чудовищные пробки, трехполосная очередь длиной в пятнадцать километров перекрыла марокканскую границу; сто тысяч французов хлынули в порты, здания аэропортов брали натиском в надежде присоединиться к полумиллиону тех, кому удалось сбежать за два предыдущих месяца. Квартиры, дома, магазины и машины меняли владельцев в считаные минуты и за сущие гроши. В понедельник после голосования Даниэль читал газету у себя в кабинете, когда зазвонил телефон, Алло, это я, Мари. Как там у тебя дела? Мог бы держать нас в курсе.
– Сейчас относительно спокойно, порт Алжира переполнен, при посадке паника, корабли отплывают с перегрузкой в тысячу человек. А в остальном жизнь более-менее продолжается, кафе и магазины открыты.
– А что это за интервью, которое Арлена дала Эжену Ле Гоффу? Я ничего не знала. Ле Гофф сказал, что это ты настоял, поэтому он был уверен, что я согласна.
– Это специальный номер к пятнадцатилетию после смерти Тома, нужно восстановить истину. Мы не смогли этого сделать тогда, пришло время…
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Потому что тебя это напрямую не касается, речь идет об истории Тома, настоящей, а не выдуманной истории его любви к Арлене, ведь именно для нее он писал стихи, в которых столько отчаяния. Только для нее.
– Куда ты лезешь? Тебя-то это каким боком касается? Единственная правда в том, что он был безумно в нее влюблен, а эта клуша не поняла его гениальности и оттолкнула его, из-за нее он покончил с собой, я ничего не забыла и никогда ей не прощу. Так вот: никакого интервью не будет, я запретила.
– Ты не имеешь права, я ей обещал!
– Журнал принадлежит мне, я могу делать, что хочу, и вообще не понимаю, при чем здесь ты. И что там ты обещал Арлене? Ты ее видел, что ли?
Даниэль встал, собрался с духом.
– Я ухожу от тебя, Мари, я больше не могу, я не хотел, чтобы наше расставание прошло вот так, по телефону, я хотел сказать тебе об этом в лицо и поговорить обо всем, но я ухожу, между нами все кончено. Я не хочу больше притворяться, я больше не могу лгать.
– Но почему? Я не понимаю… Это из-за нее? Да?
– Я снова встретил Арлену, и никто не помешает нам жить вместе.
– Мы должны увидеться, Даниэль, поговорить, это важно. Когда ты вернешься?
– Пока я остаюсь здесь. Вернусь позже, но это ничего не изменит, мы больше не можем жить вместе. Мы должны разойтись.
Даниэль повесил трубку, сел. Тридцать секунд спустя телефон снова зазвонил и звонил долго, но он не шевелился. Наконец аппарат замолк, потом затрезвонил снова. Даниэль вышел из кабинета и закрыл дверь. Назавтра он вернулся на работу и снова стал ждать звонка Арлены. Ближе к полудню вышел, отыскал открытую бакалейную лавку, купил еды. По дороге назад он увидел Арлену, которая ждала у входа в здание с маленьким чемоданом у ног, Я только что приехала из Реггана, было непросто, но на несколько дней меня оставят в покое.
– Пойдем выпьем по стаканчику.
Они уселись на террасе кафе на углу бульвара, Даниэль рассказал о звонке Мари, о напряженном разговоре, о том, что он объявил о расставании, Вот, дело сделано. Я думал, будет тяжко, но все оказалось не так ужасно. Нас мало что связывает, но ей невыносима мысль, что я ухожу к тебе. Когда я вернусь в Париж, мы встретимся с Мари и поговорим с глазу на глаз, она должна смириться. А нам с тобой надо подумать о будущем и сделать выбор – я тебя понял и не буду давить, спокойно решай, чего ты хочешь, спешить некуда.
Вечером они вернулись на виллу, сели ужинать на террасе. Их обволакивала летняя мягкость, и в этом безмятежном спокойствии трудно было представить, что страна стоит на пороге великого потрясения, которого так боятся одни и так ждут другие. Не знаю точно,
