История с продолжением - Патти Каллахан
Дот отворачивается от озера и смотрит на меня.
– Вундеркинд, – произносит она.
– Не совсем так, – возражаю я, поправляя очки.
Это моя бабушка была вундеркиндом, не я. Первую книгу про Эмджи она написала в восемь лет и опубликовала в двенадцать. Я написала «Мир чудес», но в соавторстве. Это не одно и то же.
– Все равно это необычно, – говорит Дот. – Потерянная бабушка и потерянная история, а вы соединяете то и другое и сочиняете отличный роман, действие которого происходит на южном побережье Америки, где Эмджи находит дорогу домой. Это прекрасно.
– Мне помогли.
Под этим утверждением крылась истинная правда: мы с бабушкой работали вместе. Книга была нашей. Нашей была Эмджи. Но некоторые вещи должны оставаться личными. Не всякий секрет стоит предавать огласке. Дадим ей понять, что я имела в виду свою мать.
– Ваша мама… Клара присоединится к нам?
– Немного погодя.
– Вы до сих пор верите в Эмджи? – спрашивает она так напористо, что я понимаю: вопрос сидел в ней, как пробка от шампанского, готовый вылететь в любой момент.
– Верю ли? – Я делаю паузу и смотрю на красные и белые водяные лилии, покачивающиеся на поверхности озера, – буйство красок и безмятежность вод, сочетающиеся друг с другом.
– Да, верите? – спрашивает она, не глядя на меня.
– Верю ли я в воображаемое – вы это хотите узнать, верно?
– Пожалуй, – говорит Дот и поворачивает ко мне голову. – Меня интересуют потерявшиеся вещи, потерявшиеся люди и все, что с ними сталось, то, как они преобразились. Поэтому да. Эпиграф к вашему роману звучит так: «Поверь в воображаемое». А вы верите?
– Мое мнение такое. Я знаю, что есть истории, которые ждут, чтобы их рассказали. И знаю, что Эмджи шла рядом со мной в те минуты, когда была нужна сильнее всего. Верю ли я в нее? Наверное, верю тем же самым образом, как верю в истории, что питают нас и свели мою семью в нужном месте в нужное время. Повествования берут начало из незримых вещей: из воображения, старинных легенд и озерных берегов. Может, и Эмджи сделана из того же самого.
Дот кивает, как будто поняла.
– Вам известно, как потерянный словарь, созданный вашей бабушкой, оказался в библиотеке Джеймсонов?
– Сложно жить с неизведанным, не зная твердых фактов о своей жизни. Но приходится.
Она прочищает горло и набирает в грудь воздуха:
– Вам известно, что сталось с вашей бабушкой? Как думаете, она еще жива?
– Бабушка живет во мне, в моей матери и в нашем творчестве, – объявляю я чересчур уверенно, как если бы это был научный факт, доказанный опытом. Надеюсь, она не обратит внимания.
– Она вполне может быть жива, да? Ей, если не ошибаюсь, должно быть шестьдесят пять.
– Это было бы замечательно, не правда ли? – говорю я. – И почти волшебно.
– Да, – соглашается Дот. – Как насчет оригинального сиквела? Вам известно, что там говорится о будущем Эмджи?
– Нет, мы его так и не прочли, – отвечаю я. – За время путешествия через тот жуткий туман было потеряно столько страниц, что мы не могли воспользоваться словарем для перевода. И решили начать сначала.
– Начать сначала, – повторяет она. – Это то, что мы всегда должны делать.
– Да.
Она смеется:
– Вы не похожи на других восемнадцатилетних девушек, Винни. Уверена, впрочем, что вам и раньше об этом говорили.
– Винни! – Голос мамы доносится издалека, она идет к нам по тропе. Мопси, золотистый ретривер, которого Чарли подарил нам на Рождество в прошлом году, носится вокруг нее вприпрыжку, словно гарцующий жеребенок.
– Вот и мама. Она расскажет вам все про словарь.
– Хотите добавить еще что-нибудь про сиквел? Про Эмджи? – спрашивает Дот.
Я смотрю на маму, идущую по тропе, бросаю взгляд на бабушкин коттедж. Я закрываю глаза, ища самое важное об Эмджи, продолжении книги о ней и о том, как она нашла дорогу домой.
– Хочу сказать, что очень многие читатели считают, будто это роман о невидимом мире, о феях и фантазии. Во многих смыслах так и есть. Но еще он об обретении дома. О том, как найти самого себя и что потом делать с этой правдой. О том подчас ужасном, подчас восхитительном путешествии, которое заводит нас иногда не туда, но мы затем начинаем сначала и находим верный путь. – Я открываю глаза.
Дот смотрит на меня, и я вижу в ней боль, стремление обрести то, что всегда искала.
– Да, – только и произносит она.
Подходит мама, и снова начинаются представления.
– Поздравляю с вашим вторым Калдекоттом, – говорит Дот.
– Спасибо большое, – отвечает мама. – Это не перестает вдохновлять.
– Вы не против поговорить про словарь «Слово для всего» и о ваших к нему иллюстрациях?
– Ничуть, – отвечает мама. – Давайте пройдемся.
Мама подробно рассказала о потерянных страницах словаря, о том, как она впервые увидела их, когда была ребенком и играла в прятки, о том, как бабушка сказала, что «находит» эти слова. Потом речь зашла о том, как мама собрала лучшие из них и сопроводила иллюстрациями и что назначение словаря – помочь другим людям находить собственные слова для того, что они не могут выразить. Дот Беллами часто кивала.
– Слово для всего, – завершает мама, – это то, к чему стремилась моя мать, поэтому мы так и назвали словарь.
Дот щелкает кнопкой на диктофоне и смотрит на золотые часики на запястье.
– Мне нужно успеть на обратный поезд до Лондона. Но у меня много лет не выдавалось такого замечательного утра. Спасибо вам огромное за беседу.
– Всегда пожалуйста, – заверяет ее мама.
– Есть у меня еще один вопрос, – говорит Дот. – Я не уверена, что его следует задавать, но мне честно хотелось бы узнать ответ. Если не хотите, чтобы об этом упоминалось в статье, то я не стану записывать.
– Что за вопрос? – спрашивает мама.
– Вам бы хотелось найти мать, а не только ее слова?
– Мне всегда хотелось найти мать. Разве нам всем этого не хочется?
– Верно. – Дот пожимает нам руки и идет по мощеной дорожке, не оборачиваясь, чтобы помахать на прощание. Спину она держит прямо, но могу поклясться, из глаз ее льются слезы.
Над озером сгущаются сумерки, тишина опускается на спокойные воды. Мы сидим на берегу на одеяле, расстеленном рядом с большими валунами, вырастающими из земли. У нас босые ноги, штаны закатаны. Мама держит урну
