Венецианские куртизанки - Мюриель Романа

– Нет, но мне было бы любопытно проверить, точны ли они.

– А я видела только повешение, казнили простого похитителя кур. У нас в Перигоре не совершается крупных преступлений. Там казнят так редко, что на любую казнь стекается народ со всех окрестных деревень.

– Теперь, принадлежа к придворным королевы-матери, вы получите больше возможностей любоваться казнями, можете не сомневаться.

– Какое ваше худшее воспоминание такого рода?

Клодина задумалась.

– Сожжение на костре. Приговоренные извиваются, как окаянные, трудно выдержать их вопли, хотя длятся они недолго. А еще запах горелой свинины, он так пропитывает одежду, что приходится ее выбрасывать.

Изабо слушала с расширенными от ужаса глазами.

– Перестаньте, вас страшно слушать, мадемуазель!

– За вас говорит ваше сердце, Луиза. Вспомните о своем мастерстве притворства и сдержите ваши чувства.

– Ошибаетесь, я не помышляю ни о чем, кроме правосудия.

Как Луиза ни скрывала свой гнев, ее чувство униженности не становилось меньше. Чтобы выжить, ей нужно было совладать с собой, излечиться, извлечь из своей боли силу. Тогда, вооруженная непреклонной решимостью, она превратилась бы в отважную воительницу, каковой пока что не была, оставаясь несчастной и обесчещенной, достойной позорного столба, если бы выплыла наружу правда.

Раньше она думала, что испытание временем закалит ее волю. Где ей было догадаться, что ее воля повиснет на таком тонком волоске! Достаточно было Монтгомери над ней восторжествовать, чтобы она ощутила себя поверженной, уничтоженной, опустошенной. В ней жил теперь единственный страх – никогда больше с ним не повстречаться.

– Перед нами стоит одна задача: найти Монтгомери! – отрезала она, склоняясь над планом Венеции. – Мы обязаны посвятить себя только ей. После этого, что бы мы с вами ни думали, королева-мать будет вершить правосудие.

– Возможно, она попросит короля, своего сына, помиловать его.

– Вы в это верите?

– Так молодой король предстал бы великодушным и снискал бы любовь своего народа.

– К чему заботиться о любви народа? – спросила Изабо. – Подумаешь, жалкие нищие…

– Таков совет Макиавелли. Ты не знаешь Макиавелли? Нет, где тебе, дорогая моя Изабо!

Луиза их не слушала. Мысль о монаршей милости не приходила ей в голову. Если Габриэль уцелеет по политическим причинам, она этого не перенесет.

В таком случае я возьму правосудие в собственные руки.

Людовик де Конде

– Ваше высочество, адмирал Колиньи просит аудиенции, – объявил слуга.

В резных креслах с высокими спинками, с накидками на мифологические сюжеты, сидели полукругом принц Конде с семейством, а также король Наварры Антуан де Бурбон, слушая оркестр из виол де гамба. Принц дождался завершения отрывка и молвил:

– Пригласите.

Колиньи протиснулся в дверь мимо слуги и поклонился маленькому собранию.

– Мессиры, как я слышал, вам написала ее величество королева английская.

– Именно так, адмирал, мы ждали вас.

Принц Конде жестом пригласил брата и Колиньи в свой личный кабинет.

В центре кабинета стоял дубовый стол с цветочной резьбой и королевскими гербами, на нем были аккуратно разложены пергаменты, гусиные перья и редкие книги. Развешенная по стенам коллекция оружия состояла из подлинных произведений искусства. Все эти шпаги, рапиры и сабли со сверкающими лезвиями, за которыми явно тщательно ухаживали, стоило снять со стены, чтобы применить в бою. На всех красовались отметины, полученные в сражениях. Здесь же были развешаны богато инкрустированные арбалеты, грозные луки и стрелы с переливающимся оперением, доставленные из дальних стран, алебарды с серебряными медальонами. Против кресла принца висел железный щит с его гербом – память о триумфальных победах его предков. Людовик де Конде питал слабость к военной истории и собирал книги о воинском искусстве, стратегии и истории битв.

Отперев ключом ящик одного из секретеров, Конде протянул адмиралу письмо.

– Итак, Монтгомери в Венеции, – заключил Колиньи, завершив чтение.

– Велика важность! – фыркнул Конде. – Какой нам в этом интерес?

– Я полагал, что вы пожелаете с ним повстречаться. Он убил нашего врага, католического короля Генриха Второго, – напомнил ему король Наварры.

– Полюбуйтесь, как нам улыбается судьба: Анна Дюбура ждет казнь, – сказал с усмешкой Конде. – Как добыла эти сведения Англия? Надежны ли они?

– Держу пари, ваше высочество, она получила их от своих шпионов, читающих почту королевы-матери.

– Немного обидно узнавать об этом от иностранки, – процедил Конде и сдвинул брови. – Колиньи, вы – адмирал наших войск, куда смотрят ваши службы?

– Ваше высочество, я ограничен в средствах.

– Что ж… Антуан, какой должна быть наша стратегия? – обратился Конде к брату.

– Если королева Англии передает нам эти сведения, значит, она ждет, что мы найдем им применение, – проговорил король Наварры, поглаживая бороду.

– Нам что же, повиноваться ей? За кого она нас принимает? Мы – подданные французского короля, – недовольно возразил Конде.

– Говорите за себя, брат мой. У меня собственное королевство, – напомнил ему король Наварры.

– Да, благодаря браку. Корону носит ваша жена. Мы должны хранить верность Франции. Елизавета I была и остается чужестранкой, – повторил Конде.

– Да, но она протестантка, – не отступал король Наварры.

– Что это, если не оппортунизм? Вам отлично известно, что ее отец провел реформу и учредил англиканскую церковь только ради удобства, дабы поменять супругу и жениться на Анне Болейн. В конце концов он ее обезглавил.

– Черт возьми, Луи, при чем тут убеждения, главное, что она на одной с нами стороне!

Колиньи поднял руку.

– Если позволите, мессиры…

Антуан Наваррский кивнул, позволяя ему говорить.

– Напомню, что народ, принявший Реформу церкви, чествует графа де Монтгомери как героя, – отчеканил Колиньи. – Он избавил Францию от врага Реформы.

– И теперь этим пользуются Гизы, которые куда хуже Генриха Второго, – парировал Конде.

– Наша тайная армия готова вступить в бой, чтобы усадить на французский трон реформата, – заметил король Наварры. – При поддержке Англии наши силы возрастут десятикратно.

Принц Конде пригладил бороду.

– Я бы предпочел более дипломатический способ.

– О чем вы, Луи? Вы всерьез верите, что Гизам известно слово «дипломатия»?

– Конечно, они – дяди королевы, но наш король – Франциск II, – напомнил Колиньи. – Мы склоним его на сторону Реформы.

Антуан рассмеялся.

– Легко сказать! Думаете, это так просто? Мы к нему не вхожи.

– Мы пытаемся действовать через его жену, у нее слабый характер.

– Мы уже это обсуждали, она из Гизов, – возразил король Наварры. – Дяди не позволят ей покинуть лоно католической церкви.

– У меня есть кое-кто, умеющий проворачивать такие дела и достаточно близкий к ней, чтобы завоевать ее доверие, – молвил Колиньи загадочным тоном.

– А Монтгомери? – напомнил Конде. – Вы только что его упоминали,