Балерина из Аушвица - Эдит Ева Эгер
Я невероятно гибкая и на гимнастическом мате могу делать много всего такого, что не по плечу другим девочкам. Я умею ходить на руках. Я прогибаюсь назад так, что касаюсь пальцами икр. Не в том дело, что я хвастаюсь силой и гибкостью, – таким образом я общаюсь сама с собой на гимнастическом мате, будто спрашиваю себя, смогу ли сделать очередной трюк. «Да, смогу», – говорю я себе. Я щедра на «да» в свой адрес.
Иногда мы с Сарой после школы расходимся, хотя я очень люблю бывать у нее, а ее мама неизменно встречает меня как свою. В такие дни я в одиночестве отправляюсь в пригород, где живет моя наставница по гимнастике. Я даже немножко влюблена в нее. Нет, это не романтическая влюбленность, скорее, мое чувство смахивает на преклонение перед кумиром. Подходя к ее дому, я замедляю шаг в надежде хоть мельком увидеть в окне ее силуэт и фантазирую, что она вдруг заметит меня и пригласит зайти. Мне очень любопытно, как она живет, на что похожа ее взрослая женская жизнь. Она не замужем. У нее нет детей. Свою жизнь она заполняет профессией. Она строга и решительна, не поддается сантиментам. В спортивной гимнастике не бывает середины: либо у тебя получается, либо нет. Ты либо лезешь по канату, исполняешь рондат и сальто назад, либо нет. А моя наставница – та, кто говорит: «У тебя получится! Вперед!» На ее поддержке основывается моя самооценка, моя вера в свои силы и способности. Я чувствую, что, если сумею впитать и усвоить все, чему она меня может научить, если оправдаю ее доверие, меня ждет великое будущее.
В моем преклонении перед ней есть еще одна грань. Узнать что-нибудь о ее жизни за пределами гимнастической студии означает для меня прояснить кое-что и о собственной жизни. Есть же альтернативы маминому одиночеству. Я это точно знаю.
Мы с Сарой успешно сдаем экзамены и поступаем в элитную женскую гимназию у нас в Кашше. Магда наблюдает, как в первый день учебы на новом месте я надеваю форму – белую блузку, темно-синюю плиссированную юбку и такого же цвета гольфы.
«Хорошо еще, что в этой твоей гимназии не будет мальчишек, не то бы они увидели, что ты плоская как доска», – насмехается сестра.
Я слишком привыкла к ее грубой прямоте, к ее чудесной красоте, не стоящей ей никаких усилий, к ее искушенности, чтобы хоть раз заподозрить, что она мне просто завидует. Чему там завидовать? Я – недоросток в нашей семье, нежеланный ребенок, который торчит дома с родителями, пока старшие сестры потрясают мир своей красотой и талантами. Но на миг в моем сознании вспыхивает совсем другая картинка – та, где я представляю собой нечто ценное, а старшая сестра мечтает оказаться на моем месте. Увы, картинка исчезает столь же стремительно, как возникла.
«Держу пари, они завалят вас домашними заданиями, – говорит Магда, – и зачахнешь ты дома над горой учебников».
Может, и зачахну.
В том-то и вся штука. Сколько ни учись, до вершины знаний все равно не доберешься. Учеба как канат, разве что не с потолка свисает, а с бездонного неба. Но именно такое карабканье очень даже по мне – беспрерывно подниматься и приветствовать жизнь в небесной вышине.
Тем утром мы с Сарой в первый раз идем в новую школу, и я погружаюсь в гимназическую жизнь, вливаюсь в море нееврейских девушек. Моя главная задача – всегда быть как все и ни в коем случае не выделяться. Стать частью коллектива. Я изучаю немецкий язык и латынь. Разучиваю песни о любви на французском. Читаю книги по философии. Больше всех мне нравится наша преподавательница латинского. Она рассказывает нам, что, изучая его, мы не только осваиваем новый язык, но и учимся мыслить. Tempora mutantur, nos et mutantur in illis, зубрим мы. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Возможно, она говорит о войне, избегая говорить о ней напрямую. А может, имеет в виду нынешнюю пору нашей жизни. Времена закручиваются вихрем и меняют нас. Жить означает меняться.
Я записываюсь в книжный клуб. Его посещают и юноши из частной средней школы по соседству. Я чувствую себя неловко, когда в первый раз оказываюсь в классе, где проходят клубные заседания. Атмосфера здесь совсем другая, чем у нас на уроках. Смотреть мне на мальчишек или нет? И если да, то делать ли вид, что не смотрю? В надежде найти подсказку я перевожу взгляд на других девушек. Неужели я единственная здесь не знаю, куда девать глаза и в какой позе сидеть на стуле?
Я не могу ничего с собой поделать и поглядываю на юношей. Вон на том краю класса один рыжий. Подался вперед, в глазах интерес, серьезный. Похоже, у него живой ум. Когда он заговаривает, у меня екает в животе. Мне нравится звук его голоса, такой мужественный, глубокий. Я вся обращаюсь в слух. Замираю в абсолютной неподвижности. Но внутри меня переполняет жизнь, все мое существо как на иголках подрагивает от смеси возбуждения и спокойствия. «Посмотри на него еще раз, – нашептывает мне внутренний голос. – Он особенный».
Проходят недели, и я уже знаю, что этого долговязого юношу с рыжей шевелюрой и россыпью веснушек зовут Эрик. И он играет в футбол. На заседаниях клуба мы читаем «Марию Антуанетту. Портрет ординарного характера» Стефана Цвейга. Мы обсуждаем его авторский прием описывать исторические события изнутри, как они видятся писателю. Я рисую в своем воображении Версаль. Представляю будуар Марии Антуанетты. И себя в будуаре вдвоем с Эриком. От этих мыслей мои щеки горят от смущения, хотя я понятия не имею, что именно воображать. Что может происходить между мной и Эриком, когда мы с ним остаемся наедине? Зато я слышу, как любопытствует мой внутренний голос: «Интересно, на кого будут похожи наши дети? Достанутся ли им его веснушки?» Он проходит мимо стола, за которым я сижу, и я улавливаю шлейф его запаха, такого приятного: он отдает свежестью, как сочные травы, что растут по берегам реки Горнад, куда мы всей семьей ходим на пикники.
На другой неделе мы читаем «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда. Думаю, он прав, когда утверждает, что наше бессознательное живет собственной активной жизнью. Мне видится большой смысл в том, что наша внутренняя жизнь не менее насыщена переживаниями, чем внешняя. Этой мыслью я делюсь на заседании клуба, и у меня внутри рассыпается целый сноп искр, когда я вижу, что Эрик заметил меня. Наши взгляды встречаются, и между нами словно натягивается связующая нить. Что-то вроде распознания родственной души. «Ты тоже, да?» – как будто спрашиваем мы друг у друга.
Я так окрылена, что решаюсь поговорить с ним после заседания. Ноги сами несут меня через весь класс, не оставляя шанса передумать. А рот помимо моей воли произносит какие-то слова. Я не успела обдумать, что ему сказать, и заговариваю о первом, что пришло в голову. От волнения я не могу уследить за собственной мыслью и лепечу что-то там о футболе: когда у него тренировки, на какой позиции он играет. Я почти не слушаю его ответов, поглощенная ощущением его близости ко мне, завороженная тем, что его глаза и его голос обращены только ко мне, ко мне одной.
В какой-то из дней я иду посмотреть, как Эрик играет в футбол, и беру с собой Сару. Его манера держаться на поле подсказывает мне, что по натуре он добрый и великодушный. Он сильный игрок и, завладев мячом, напористо рвется вперед, но не впадает в раж, как некоторые другие, не психует, не срывается от досады или недовольства. Он передает пас товарищу по команде, и тот забивает гол. Эрик улыбается и поздравляет его.
«А он мне нравится», – говорит Сара.
